Новый зверь. Каникулы господина Дюпона. Неподвижное путешествие. Морис Ренар

прокричал, выглянул в щель калитки.

      Да, это был мой дядя Лерн. Но как странно он изменился, как страшно постарел! Какой дикий, запущенный вид! Седые и слишком длинные волосы свисали мочалкой на его плечи и спину, покрытые какой-то ветошью.

      Передо мной стоял слишком рано и тяжело состарившийся человек с враждебно обращенными ко мне злыми глазами и нахмуренным лбом.

      – Что вам угодно? – сказал он, а произнес: «Што фам уготно?»

      Я колебался одну секунду. Ни одной черточки в лице, напоминающей прежнюю милую старую даму, – нет, какая страшная рожа! Мне было не по себе; я узнавал его и все же он был неузнаваем.

      – Дядя! Дядя! Дядя! – сказал я запинаясь. – Это я… я приехал к вам в гости… с вашего позволения… Я вам писал… только письмо… вот оно… Мы прибыли в одно время. Простите, что я так необдуманно…

      – Ага! Хорошо! Приходится сказать «хорошо»… Но, дорогой мой племянник, я должен просить у вас прощенья…

      Какая перемена! Лерн оправился, покраснел, подтянулся и почти стал тоньше. Такое смущение передо мной… мне было больно.

      – Ха-ха! Вы с машиной! Гм!… Ее тоже надо сюда, не правда ли?

      Он открыл ворота.

      – Здесь часто бываешь сам себе слуга, – сказал он под скрип петель.

      Дядя мой неуклюже взялся за дело. Но видно было, что ему неловко и неприятно и что мысли его далеко.

      Почтальон ушел.

      – Каретный сарай все еще там? – спросил я, указывая на кирпичное здание.

      – Да-да… Я вас не узнал из-за бороды… Гм! Да, борода… Ведь ее раньше не было, хе-хе… Сколько вам теперь лет?

      – Тридцать один, дядя.

      Когда я взглянул на каретный сарай, у меня сжалось сердце. Стены его были покрыты плесенью и наполовину облупились; как здесь, так и в конюшне навален был всевозможный хлам. С крыши вместо прежних лепных украшений фестонами свисала паутина.

      – Вам уже тридцать один, – повторил он машинально и, видимо, рассеянно.

      – Но говорите мне ты, как прежде, дядя!

      – Да, правда, дорогой… э… э… Николай, да.

      Как я был смущен всем этим! Ясно, что мое присутствие было ему в тягость.

      Но мне интересно было узнать, почему именно я являюсь нарушителем его покоя. Я взял свой чемодан.

      Лерн заметил это и решительно, даже в тоне приказания сказал:

      – Оставьте… э… оставь! Оставь, Николай! Я сейчас прикажу отнести твой багаж. Но поговорим сперва… Пройдемся немного.

      Он взял меня под руку и повел по направлению к парку. Но он все еще о чем-то про себя думал.

      Мы обогнули замок. Здесь и там спущенные жалюзи. Местами облупленная, местами совершенно обвалившаяся крыша. Из-под наружной штукатурки во многих местах виднелся голый камень. Так же как и прежде, здание окружали растения в кадках, но все эти померанцевые, гранатовые и лавровые деревья уже несколько лет подряд были предоставлены суровой зимней стуже. Они погибли в своих растрескавшихся и сгнивших кадках. А передняя площадка могла вполне сойти за задний двор – столько на ней росло всякого бурьяна и крапивы. Это был замок Спящей красавицы до появления юного принца.

      Лерн