Столп огненный. Кен Фоллетт

к могиле приора Филиппа, целовать ее, обнимать и ласкать – этого было мало. Ему хотелось не просто провести с нею время, поразвлечься и позабавиться; нет, хотелось быть с нею как можно дольше, говорить о пьесах и картинах, пересказывать местные сплетни и обсуждать политику Англии – или просто лежать вдвоем на траве на берегу реки в солнечный день.

      Юноша подавил желание выскочить из дома и броситься к Марджери прямо на рыночной площади. Он поговорит с нею, когда закончатся занятия в школе.

      Утро он провел в амбаре, делая записи в учетной книге. Старший брат Неда, Барни, ненавидел такую работу – Барни сызмальства мучился с грамотой и читать научился только в двенадцать лет, – а вот Неду нравилось копаться в счетах и выписках, подсчитывать количество олова, свинца и железной руды, отмечать плавания в Севилью, Кале и Антверпен, сравнивать цены и записывать прибыль. Сидя за письменным столом, с гусиным пером в руке, перед чернильницей и толстой книгой на столешнице, он словно окидывал взором бескрайние просторы торговых связей.

      Увы, по всем подсчетам выходило, что дела идут неважно. Большая часть имущества, принадлежавшего Уиллардам, находилась в Кале и была, скорее всего, присвоена французским королем. Да, на складе в Кингсбридже оставались ценные запасы, но продать их было сложно, пока не восстановится торговля через пролив, прерванная войной. Пришлось уволить нескольких работников, потому что нечем было их занять. Мать поручила Неду проверить, каковы остатки, и выяснить, возможно ли избавиться от них за сумму, которой хватит на покрытие растущих долгов.

      Работу постоянно прерывали вопросами – мол, откуда у него синяк под глазом? Нед отвечал чистую правду, которую не стал скрывать и от матери: Барт и Ролло поколотили его за то, что он посмел целоваться с Марджери. Никого это не удивляло, ведь молодые люди частенько выясняли отношения на кулаках, в особенности по конец каждой недели, и по понедельникам очень многие щеголяли свежепоставленными синяками.

      Бабушка обозвала Ролло «треклятым шалопутом».

      – В малолетстве он был отпетым сорванцом, а вырос и вовсе громилой. Ты бы его поостерегся, – посоветовала она.

      Элис же посочувствовала утрате зуба.

      Ближе к полудню Нед вышел из амбара и двинулся вдоль по слякоти главной городской улицы. Вместо того чтобы идти домой, он направился ко входу грамматической школы. Колокол на соборе отбил полдень, как раз когда он подходил к дверям. Теперь он ощущал себя так, будто повзрослел на пару десятков лет по сравнению с тем юнцом, что окончил школу три года назад. Заботы, мнившиеся тогда столь важными – занятия, состязания, зависть, – ныне казались удивительно мелкими.

      Через площадь к школе подошел Ролло, явившийся, судя по всему, за Марджери. Завидев Неда, он поежился и даже как будто слегка испугался.

      – Держись подальше от моей сестры! – процедил Ролло, наконец совладав с собою.

      Нед не собирался отступать.

      – Так заставь меня, ты, олух бестолковый.

      – Хочешь синяк под вторым глазом?

      – А ты попробуй поставь сначала.

      Ролло пошел на попятную.

      – Я