Худеющий. Стивен Кинг

приподнявшуюся юбку и то, что под ней скрывалось, и все, конечно, поняла.

      Полицейский с записной книжкой подождал, пока девушка скрылась в машине, захлопнул блокнот, сунул его в карман и подошел к Хопли. Цыганские женщины созывали своих детишек к машинам. Старый цыган с охапкой дубинок снова подошел к Хопли и опять что-то сказал. Хопли решительно и бесповоротно отказал, покачав головой.

      На этом все и решилось.

      Подъехала еще одна патрульная машина, на крыше которой лениво поворачивался фонарь-мигалка. Цыган посмотрел на нее, потом окинул взглядом городской сад Фэйрвью с его дорогостоящими площадками для игр, эстрадой-раковиной. На деревьях кое-где еще развевались разноцветные ленты – остатки украшений на Пасху, которую отмечали в прошлое воскресенье. На деревьях уже начинали распускаться листья.

      Цыган направился к своему автомобилю, который возглавлял весь караван. Когда заработал мотор, все остальные завели машины, загудели, закашляли старые двигатели: Халлек услышал стук множества изношенных клапанов. Увидел сизый дым из выхлопных труб. С ревом и попукиванием «Универсал» выполз на дорогу от обочины, остальные двигались следом по направлению к Нью-Йорку.

      – У них все огни зажжены! – воскликнула Линда. – Прямо как на похоронах!

      – Тут еще два пряничка остались, – сказала Хейди. – Ешь.

      – Не хочу. У меня уже полный живот. Папа, а эти люди?..

      – У тебя никогда не будет бюста в тридцать восемь дюймов, если не будешь есть, – перебила ее Хейди.

      – Я решила не иметь бюста в тридцать восемь дюймов, – отпарировала Линда, очередной раз поразив Халлека своим тоном светской дамы. – Сейчас в моде попки.

      – Линда Джоан Халлек!

      – Дай-ка мне пряничек, – сказал Халлек.

      Хейди бросила на него холодный взгляд.

      – О… тебе хочется этого? – И бросила ему пряник-кольцо. Сама закурила сигарету «Вантаж-100». Билли в итоге съел оба пряника. Хейди выкурила полпачки к тому времени, как концерт подошел к концу. При этом довольно сухо отвергала попытки Билли ее развеселить и только по дороге домой смягчилась. Цыгане были забыты. По крайней мере, до того дня.

      Когда он заглянул в спальню Линды, чтобы пожелать ей спокойной ночи и чмокнуть в лоб, она спросила его:

      – Пап, а куда полицейские их гонят из города?

      Билли осторожно посмотрел на дочь, чувствуя одновременно и раздражение, и абсурдное удовлетворение, – вопрос все же польстил. Когда ей надо было узнать, сколько калорий в ломте немецкого шоколадного торта, она обращалась к Хейди. К Билли она шла, когда вопросы были потруднее. Порой, он считал это несправедливым.

      Он присел на ее постель и подумал – до чего же она еще юная. Билли был уверен, что его дочка лишена дурных наклонностей. Ее легко было обидеть, скажем, ложью. Наврать ей что-нибудь о том, что сегодня происходило у городского сада, – потом эта ложь тебе же и аукнется. Билли хорошо помнил, как