Худеющий. Стивен Кинг

отгул, и теперь им овладело желание отправиться домой и сообщить Хейди, что с ним все в порядке, подняться с ней наверх и заниматься любовью при солнечном свете в их спальне. – Верю!

      – Если будешь по-прежнему терять вес, проведем полный курс обследования на ускорение метаболизма, – сказал Хаустон. – Я, конечно, тут развивал мысль о том, что мы мало что мыслим в метаболизме, но иногда подобное обследование дает очень много. Я, правда, думаю, что до этого дело не дойдет. Мне кажется, темп похудения замедлится: на этой неделе – фунтов пять, на следующей – три, потом – один. А там – встанешь на весы и обнаружишь, что снова набрал.

      – Спасибо тебе. У меня, знаешь, гора с плеч. – Халлек крепко пожал руку врачу.

      Хаустон улыбнулся заговорщически, хотя по сути дела, ничего не понял из того, что происходит с Халлеком. Главное – не рак.

      – Для того мы и тут, Билли-бой.

      Билли-бой направился домой, к супруге.

      – Он так и сказал, что все в порядке?

      Халлек кивнул.

      Она крепко обняла его. Он ощутил соблазнительную упругость ее грудей.

      – Пошли наверх?

      Она посмотрела на него смеющимися глазами.

      – Значит, ты – о'кей?

      – Именно.

      Они поднялись наверх. Секс был восхитительным.

      Потом Халлек заснул и увидел сон.

      7. ПТИЧИЙ СОН

      Цыган превратился в громадную птицу – стервятника с гниющим клювом. Он парил над Фэйрвью, сбрасывая с себя пепел вроде каминной сажи.

      «Худеющий», – скрипуче прокаркал цыган-стервятник, пролетая над парком, над клубом, над «Уолденбукс», что на углу улиц Мэн и Девон, над «Эста-Эста» неплохим итальянским рестораном Фэйрвью, над почтой, над заправочной станцией «Амоко», над современной стеклянной коробкой публичной библиотеки и, наконец, над засоленными пустотами к заливу.

      Худеющий – всего одно слово, но оно несло в себе проклятие, и Халлек воочию в этом убеждался. Все в этом очаровательном городке Новой Англии, расположенном в самом сердце края Джона Чивера, все его преуспевающие, вежливые жители – все умирали от голода.

      Он торопливо, быстрее и быстрее, шагал по главной улице, будучи при этом невидимым, – во сне все возможно, и с ужасом наблюдал последствия цыганского проклятия. Фэйрвью словно превратился в прибежище спасенных из концлагеря. Дети с большими головами и скелетообразными тельцами орали на богатых лужайках своих домов. Из кафе-мороженого «Вишня сверху», спотыкаясь и шатаясь, вышли две женщины в роскошных платьях. Их лица-черепа, обтянутые кожей, провалившиеся глаза, выпирающие скулы, шеи торчали из ямы между костлявыми плечами.

      Появился Майкл Хаустон, он кое-как передвигался, напоминая огородное пугало на тонких ногах с крупными суставами, на его почти бесплотном остове свободно болтался костюм. В костлявых пальцах он держал сосуд с кокаином. «Попробуй! – завизжал он Халлеку голосом крысы, угодившей в капкан, – предсмертный крик животного. –