Плата за перевоз (сборник). Олег Ернев

сразу увлажнились, струйка слюны вытекла из приоткрытого рта.

      – Эй, дядя, – слегка подтолкнул его Х-арн. – Очнись.

      Кентавр всхлипнул, как человек со сна, вытер рукою мокрые губы и усы и сказал: «Хорошо!»

      – Это я и без тебя понял, – сказал ему Х-арн. – А дальше что?

      – Ничего, – убеждённо ответил Кентавр. – Ничего дальше и не нужно, всё. Просто хорошо и всё. – Он отломил от дерева какой-то сучок, вставил его острием в расщелину между дощечками бочонка и, с силой надавив, расширил щель. – Убьёт он меня, – сказал он Х-арну. – Убьёт. Но пусть докажет, что это я. Вот видишь? Бочонок треснул, и вино пролилось само, верно, Х-арн? – и, забив пробку, он зашвырнул бочонок в разинутую пасть погреба.

      – Не знаю, – сказал угрюмо Х-арн, начиная думать, как же быть дальше.

      – Ох, драл он меня однажды. – Кентавр начинал пьянеть.

      – Ты себе представить не можешь, привязал к дереву, словно я ему лошадь какая, и так драл, так драл, всю шкуру спустил.

      – Кто? – спросил Х-арн.

      – Ну, кто, кто? Кто твою жену увёл? Пить мне не дает, гад, – жарким ненавистным шёпотом сказал Кентавр в самое ухо Х-арну. Изо рта его пахнуло при этом ничуть не лучше, чем из винного погреба: тем же смрадом, плесенью, гнилостной утробой. «Он совсем больной, – подумал о Кентавре Х-арн.

      – И куда столько пьёт? И он что же, ничем не закусывает?»

      – Надрал, надрал, а потом отдал амазонкам, – продолжал Кентавр. – Там они меня и… и отрезали. – Умное лицо Кентавра утратило свою былую осмысленность, исказилось ненавистью. – Суки эти бабы, Х-арн, ах, суки, что со мной сделали.

      – Это верно, – подумал Х-арн, вспомнив Лидию.

      – Спутался я у них там, понимаешь, с одной бабёнкой, тоже амазонка была, а у них, понимаешь, Х-арн, нельзя с кентаврами. Ну а нас поймали. Она ко мне по ночам в сарай приходила. Известное дело, баба. А я, понимаешь, по женской части мастак был. Ну, зацепил её, сам знаешь. Понимает, что губит себя, а любит. Любила она меня, Х-арн. – Его влажные глаза увлажнились ещё больше, из них выплыли две огромные слезищи и, подрожав мгновенье, сначала одна, потом другая, растеклись по щекам. – Её в гладиаторши отдали, а меня вот… – Кентавр закрыл лицо руками. – И твою, твою бабу он отдаст амазонкам.

      – Лидию? – удивился Х-арн.

      – Да, Лидию. Отдаст её в амазонки. Она смелая. Им такие – во как нужны. – По всему чувствовалось, что Кентавр не врёт. Пора было что-то предпринимать, если он не хочет навсегда потерять Лидию. Но что? Как? Х-арн был совершенно растерян. У него была маленькая надежда, что ему может помочь Кентавр, но, глядя на его все больше и больше пьянеющее лицо, он теперь сомневался в этом. И как бы в подтверждение этих мыслей Кентавр сказал: «Ну что, пойти будить его, что ли?»

      – Будить? – не понял Х-арн.

      – Будить, – сказал Кентавр. – Каждое утро я прихожу будить его на работу.

      Х-арн не мог поверить этому. Ему казалось, что после всего того, что он услышал от Кентавра, тот должен ворваться