Руководство для девушек по охоте и рыбной ловле. Мелисса Бэнк

ут каждый день – разъятым циферблатом

      Ключей оброненных и времени, и слов.

      Искусство незатейливо утраты.

      Зову отца… Тот адрес с адресатом —

      Их больше нет. И суть, и кровь, и кров —

      Всё канет, всё – дела, места и даты.

      Вот мамины часы, окно с закатом,

      Как я любила их! Прости, любовь.

      Искусство незатейливо утраты.

      Река, два города, родных когда-то,

      Да целый мир, из яви и из снов!

      И все же я держусь у края ската.

      Но если вдруг финальною утратой

      Мы распадется эхом голосов

      На я и ты, тогда, в конце концов,

      Ты знай – мне не спастись у края ската.

Элизабет Бишоп. «Одно искусство» из книги «Сборник стихотворений» (1927—1979)

      Глава 1

      Первые старты

      Дома позволительно расслабиться и быть собой. Это не значит, однако, что можно злоупотреблять любовью и привязанностью, которые испытывают к нам другие члены семьи.

Д. Лессенберри, Дж. Кроуфорд, Л. Эриксон. Пособие по машинописи для нашего двадцатого века

      Первая настоящая девушка моего брата была на восемь лет его старше – двадцать восемь против двадцати. Ее звали Джулия Каткарт; мы это выяснили в июне. Они приехали из Манхэттена к нам в Лавлейдис, что на океанском побережье Нью-Джерси. Когда на подъездной дорожке появилась его любимая машинка с откидным верхом, за рулем сидела именно она. Мы с мамой подсматривали из кухонного окна.

      Я заметила:

      – Он позволяет ей водить свою машину.

      Они даже одеты были похоже: свободные белые рубахи, заправленные в джинсы, – только у нее еще накинутый на плечи черный кашемировый свитер.

      Джулия была темноглазой, с высокими скулами, чудесной бледной кожей, и на щеках горел яркий румянец – как у больного ребенка. Волосы собраны в хвост, небрежно схваченный кружевной лентой, в ушах – крошечные жемчужинки.

      Я думала, что она будет выглядеть старше, чем Генри; однако старше, чем Генри, выглядел сам Генри. Там, рядом с ней, брат казался совсем взрослым. Отрастил бороду, нацепил темные очки в металлической оправе: этакий богатый прожигатель жизни, а вовсе не студент-философ. Волосы он тоже отрастил; они не до конца выгорели, а были рыжеватого цвета, как у ирландского сеттера.

      Он чмокнул меня в щеку, затем кинулся обниматься с Цезарем, нашим эрделем, пока мама и его барышня пожимали руки. Они соприкоснулись только кончиками пальцев, по-дамски, с сердечными улыбками – словно душевные подруги, которые уже готовы друг друга нежно полюбить и только ждут повода.

      Джулия повернулась ко мне:

      – А ты, должно быть, Дженни?

      – Сейчас меня в основном называют Джен. – Кажется, это прозвучало совсем по-детски.

      Она не спорила.

      – Джен. – Так взрослые пытаются поладить с детьми.

      Генри открыл багажник и начал выгружать сумки, большие и маленькие, нечто, перевязанное бечевкой, рюкзак. Он как раз заводил машину в гараж, и Джулия его окликнула:

      – Хэнк, а вино есть?

      Хэнк он там оказался или не Хэнк, вино он нашел.

      Кроме спален и затененного крыльца-веранды, в доме был большой общий зал. По нему Генри устроил для своей девушки шуточную экскурсию.

      Он показал на диван.

      – Здесь у нас гостиная. – Помолчал и кивнул на диван снова. – А еще гнездышко, логово и берлога.

      Джулия сидела на крыльце, вытянув ноги в темно-синих сандалиях – Одри Хепберн, отдыхающая после урока танцев. На ногах у Генри были лоферы на босу ногу, и я заметила, что в кожаной полоске с прорезью, куда обычно вставляют монетку, у него засунут жетон от метро.

      Джулия глотнула чаю со льдом и спросила, откуда взялось название «Лавлейдис». Мы не знали, однако Генри ответил:

      – Еще со времен индейцев.

      Она улыбнулась и спросила маму, как давно мы сюда перебрались.

      – Первый год.

      Папа играл в теннис, и никто не помешал мне добавить с намеком:

      – Раньше мы ездили на остров Нантакет.

      – Там красиво, – сказала Джулия.

      – Красиво, – согласилась мама и принялась цитировать нудную рекламу о достоинствах Нью-Джерси.

      Главным достоинством была близость к нашему дому в Филадельфии.

      Когда мы в последний раз спорили, куда ехать, я сгоряча предложила, раз уж Нантакет не подходит, вообще ограничиться такой дикой дырой, как Кэмден. А что, еще ближе к дому, и вообще все близко. Я даже чуть было не добавила, что там и до мусорной свалки рукой подать.

      Спасибо, отец меня перебил.

      Могло показаться, что он зол; но нет, голос звучал ровно. Чем хорошо побережье – туда можно ездить круглый год, что способствует сплочению