Предательство профессора Преображенского. Рукописи горят. Наблюдения и заметки. Юрий Лифшиц

частное, стало быть, все будет сделано превосходно и шито-крыто; да и прецедент пахнет отнюдь не жалкими 50-ю червонцами предыдущей дамы, а куда более крупной суммой – дельце-то ведь незаконное.

      Прием продолжается: «Двери открывались, сменялись лица, гремели инструменты в шкафе, и Филипп Филиппович работал, не покладая рук». А в результате: «„Похабная квартирка“, – думал пес». Если, заглянув в конец повести, размыслить над тем, как обошлись с ним самим, то можно сказать: предчувствия его не обманывают.

      5. Непрошенные гости

      Вечером того же дня к профессору наведается совсем иная публика. «Их было сразу четверо. Все молодые люди и все одеты очень скромно». Филипп Филиппович «стоял у письменного стола и смотрел на вошедших, как полководец на врагов. Ноздри его ястребиного носа раздувались». Общается он с новыми посетителями качественно иначе, чем со своими пациентами.

      Перебивает, не давая людям слова сказать.

      – Мы к вам, профессор… вот по какому делу… – заговорил человек, впоследствии оказавшийся Швондером.

      – Вы, господа, напрасно ходите без калош в такую погоду… во-первых, вы простудитесь, а, во-вторых, вы наследили мне на коврах, а все ковры у меня персидские, – увещевает воспитаннейший господин тех, у кого нет не только персидских ковров, но даже калош.

      Унижает вошедшего «блондина в папахе».

      – Вас, милостивый государь, прошу снять ваш головной убор, – внушительно сказал Филипп Филиппович.

      В ответ на попытку Швондера изложить суть дела напрочь игнорирует говорящего:

      – Боже, пропал калабуховский дом… что же теперь будет с паровым отоплением?

      – Вы издеваетесь, профессор Преображенский?

      Вне всякого сомнения – издевается, глумится, куражится.

      Требует разъяснить ему цель посещения:

      – По какому делу вы пришли ко мне? Говорите как можно скорее, я сейчас иду обедать, – а сам только затягивает разговор.

      Наконец, вызывает ответную реакцию, поскольку следующую реплику Швондер произносит уже «с ненавистью»:

      – Мы, управление дома… пришли к вам после общего собрания жильцов нашего дома, на котором стоял вопрос об уплотнении квартир дома…

      Здесь интеллигентнейший профессор указывает «пришельцам» на неграмотное построение фразы.

      – Кто на ком стоял? – крикнул Филипп Филиппович, – потрудитесь излагать ваши мысли яснее.

      – Вопрос стоял об уплотнении.

      – Довольно! Я понял! Вам известно, что постановлением 12 сего августа моя квартира освобождена от каких бы то ни было уплотнений и переселений?

      Швондер в курсе, но пытается урезонить Преображенского:

      – Общее собрание просит вас добровольно, в порядке трудовой дисциплины, отказаться от столовой. … И от смотровой также.

      Взбешенный доктор звонит своему высокопоставленному советскому покровителю Петру Александровичу и доносит до него сложившуюся