Черновик. Сергей Лукьяненко

на другую табуретку. – Ну объясняй теперь, чего хочешь? Квартиру на тебя переписать? Трудновато будет…

      Я ее не слушал. Я внимательно изучал кухню. Восемь квадратных метров, да комната – двадцать, да еще десять на ванну, туалет, коридор… невелики хоромы. Если затратить очень много сил и средств, то все можно замаскировать до неузнаваемости даже за восемь часов.

      Замаскировать – но не переделать.

      Чудес не бывает.

      И мне надо найти следы моей квартиры в этом чужом жилье.

      Что первое?

      Кафель.

      Я ковырнул ножом кафельную плитку. Все в порядке, кафель, а не наклеенная поверх цветная пленка. Поддел затирку между плитками – тоже ничего не понять. Сухая. Может быть, старая. Может быть, быстросохнущая.

      Наталья засмеялась.

      – Рот заклеить? – спросил я. – Могу.

      – Ты ковыряй, ковыряй, – добродушно сказала девушка. – Потом заставлю ремонт сделать.

      Обои.

      У самого пола, в незаметном месте, я надрезал кусочек обоев и оторвал. Под ними была стена. Следов прежних обоев не наблюдалось. Содрали? Могли, конечно…

      – Дурак ты, – сказала Наталья.

      Я сел на пол, крест-накрест вспорол линолеум – грубо, посередине кухни. Подошел Кешью, обнюхал дыру в полу – старого линолеума там не было. Зарычал на меня и отступил.

      – Ну сам посуди – если документы действительно каким-то волшебством поменялись, если все друзья тебя забыли, то что ты собираешься здесь найти? – Наталья хихикнула. – Следы ремонта?

      Я протянул руку к Кешью – пес увернулся. Ответил:

      – И сам не знаю. Но про друзей я тебе ничего не говорил.

      Наталья замолчала.

      Я посмотрел ей в глаза, покачал головой:

      – Это ты зря сказала. Теперь я на сто процентов уверен, что ты в этом замешана. Только не знаю как.

      – Что дальше? – Голос у нее оставался совершенно спокойным. – Пытать будешь? Убьешь? Ты не в тайге, родной. Ты теперь для всех – спятивший маньяк. Без документов, без прошлого. Ворвался в чужую квартиру, убил хозяйку. Смертную казнь у нас отменили или как?

      – Вроде как отменили.

      – Пятнадцать лет в зоне – тоже не сахар. Ну? – Наталья победно улыбнулась. – Развяжи-ка меня, Кирилл. Сядем как люди, чаек поставим, поговорим по душам.

      Больше всего на свете мне хотелось залепить ей пощечину. И не надо говорить, что бить женщин нехорошо! Таких – нужно!

      Вот только бесполезно. Наталья в истерику не впадет, в коварных планах не сознается.

      Можно плюнуть – даже в физиономию. И уйти – пусть сама освобождается, перегрызает скотч и хихикает в свое удовольствие.

      А можно попробовать поговорить.

      Я встал и подошел к Наталье. Она с улыбкой вытянула руки – я поднес к ним нож, чтобы разрезать скотч.

      – Лопух, – с улыбкой сказала Наталья. И пронзительно завопила: – Помогите! Убивают! Убива…

      Ничего я не успел сделать! Ни опустить руку с ножом, ни заткнуть ей рот. Продолжая кричать, Наталья приподнялась вместе с примотанной к заднице табуреткой – и рванулась вперед.