Черновик. Сергей Лукьяненко

не ходил. Так… сам помолился… – с легкой стыдливостью признался я.

      – Надо сходить, – решил Котя.

      – Точно?

      – Точно. Потому что больше я никаких выходов для тебя не вижу.

      Мы помолчали.

      – Котя, мне нужна помощь, – сказал я наконец. – Может, и впрямь – мистика? У тебя нет знакомых экстрасенсов?

      – Откуда?

      – Ну… ты же сам, когда «не о», пишешь о всякой чертовщине… Общаешься…

      – Чего? Да я с такими же охламонами и общаюсь! Ты думаешь, я хожу по шарлатанам-экстрасенсам, а потом о них пишу? Ты еще предположи, что я с овчарками трахаюсь, а потом это описываю… Все из головы, Кирилл! Все это гонево на потребу публики! Нет никаких настоящих экстрасенсов… ну или я их не знаю…

      – Тогда мне и впрямь только в церковь осталось пойти, – сказал я.

      – Подожди. Знаю я, к кому пойдем.

      Я вопросительно посмотрел на Котю.

      – К Дмитрию Мельникову. А? Хорошо я придумал?

      – А ты что, с ним знаком? – удивился я.

      – О! И тебя склероз коснулся, – захихикал Котя. – Знаком. Не то чтобы очень, но Мельников – мужик внятный, компанейский. Только надо будет с коньяком прийти.

      Дмитрий Мельников был человеком редкой профессии. Вот уже лет двадцать он работал писателем-фантастом и, видимо, на этом поприще преуспевал. Во всяком случае, жил знаток инопланетных чудовищ и отечественных вампиров в новом высотном доме на Кутузовском, с чистым подъездом и бравым дедком-вахтером, судя по выправке и въедливому взгляду, служившим раньше охранником в лагерях.

      Квартиру Мельников имел огромную и богато обставленную, да и сам выглядел вполне благостным. Я всегда подозревал, что человек, герои которого зубами гнут арматуру, а пинком ноги прошибают бетонные стены, должен иметь не слишком-то геройское телосложение. Мельников и впрямь оказался человеком средних лет, среднего роста и средней плечистости – зато с изрядным брюшком.

      Котю, однако, он принял вполне благосклонно. Я тоже был удостоен рукопожатия с властителем дум наивных подростков и романтичных девиц.

      – Проходите в кабинет, ребята, – демократично предложил Мельников. – Хотите – тапки надевайте.

      Где-то в недрах квартиры звякала посуда, канючил что-то детский голос, тявкала собака. Но за массивными дверями кабинета сразу стало тихо. Что-то мурлыкал пижонский проигрыватель – весь прозрачный, так что было видно, как крутится внутри диск и перемигиваются наверняка ненужные, только ради эстетики понапиханные светодиоды.

      – А внутре у ней неонка, – пробормотал я.

      Мельников обрадованно уставился на меня:

      – О! Как приятно встретить образованного человека! А то до чего дошло – классику никто не помнит. Процитировал Стругацких без кавычек, сделал, так сказать, литературный комплимент – а читатели стали хвалить фразу как мою…

      Настроение у меня было и без того не очень.

      – По крайней мере у читателей хороший вкус.

      Мельников замолчал. Кажется, решал, не стоит ли обидеться и выставить