Повитель. Анатолий Степанович Иванов

да все тут. Тогда я пойду, может…

      Григорий молчал.

      – Да ведь, сынок, чего тебе? – подступил к Григорию отец, хватая его за пиджак. – У попа водятся деньжонки, потрясем его. Время, правда… неспокойное. Да, может, уляжется все. Я ли тебе зла желаю? Женись, сынок…

      – Ладно, сказал же – там видно будет… – неопределенно ответил Григорий и пошел в дом, но обернулся и промолвил: – И вообще, батя, рано опускать руки. Мы еще встанем. И возьмем свое. Про рыбокоптильню не забыл? Я помню. Погоди, всему свое время. Так что сходи к попу. И Анну Туманову встретишь – позови. Не потому что… а так… работы вон сколь в доме!..

      В тот же день Петр Бородин сходил к попу Афанасию.

      – Ну что? – спросил Григорий, когда отец вернулся. – Уговорил?

      Старик бросил в угол костыль, вместо ответа громко выругался.

      – Что? Не уговорил? Или… успел жалобу настрочить? – не на шутку испугался Григорий.

      – Куда ему жаловаться-то? Опоздал он, вот что… Там, – махнул старик за окно, где плескалось озеро, – там, в городе, говорят, такое творится – все вверх дном стало!

      Григорий, пытаясь сообразить, в чем дело, опустился на стул, уперся руками в колени, стал смотреть себе под ноги, покачивая головой.

      – Ну ладно. Может, еще… – неуверенно проговорил наконец Григорий. – Нам-то все равно… Что терять осталось?

      – Что терять? – переспросил старик. – Теперь уж видно что… Опоздали и мы, однако, сынок, со своим хозяйством, как поп с жалобой. А поп не наврал. Лопатин вон грузит добришко да в лес подводу за подводой… Чует, подлец, какой ветер дует… Такие дела! Э-э… – Старик махнул рукой и поплелся в кухню.

      Вечером к Бородиным завернул Терентий Зеркалов. Тряхнув по привычке косматой головой, проговорил:

      – Ну, отошел, стало быть? Я и то думаю – пора. Полагаю, бутылка самогонки за тобой…

      – Садись, – кивнул Григорий на стол и ногой пододвинул табуретку.

      Старик сам принес бутылку крепкого первача, поставил перед Зеркаловым, спросил:

      – Что отец-то говорит?

      – Всякое. Выпьет – матерится, а трезвый – молчит больше.

      – Ну, не прикидывайся дурачком. Пей давай.

      Зеркалов сам налил себе в стакан, потом хотел налить Григорию, но тот закрыл стакан ладонью.

      – Что так? – спросил Зеркалов, не выказывая особого удивления.

      – Слаб еще после… после болезни, – ответил Григорий.

      – Ага. Ну, поправляйся, набирайся сил.

      Опьянел Терентий быстро, после первого же стакана. Встряхивая головой сильнее обычного, спросил Григория:

      – Слыхал, Маврушка-то? Пришла в себя… Теперь бы самое время опять под окном у нее посвистеть, да… некому. Уехали…

      – Как уехали?! – даже привстал со стула Петр Бородин. – Когда, куда? Я ведь сегодня только у них был!

      – Куда – не знаю. А когда – могу сказать. Только что сундуки склали на подводу – и Митькой звали. Попик, брат, не промах, раздумывать не любит. Чемоданчики заранее приготовил.

      – Врешь? –