Свет венца. Станислав Рем

там нет. А всё одно рука боится потянуть за ручку: вдруг оттуда, изнутри подъезда опять покажется усатая, красная физиономия?

      На лбу выступил пот. Ещё минута – и месть найдёт себе выход. Ещё минута и он войдёт в подъезд, поднимется по лестнице на второй этаж, постучит кулаком в дверь. Постучит с силой, как положено представителю власти. Как только дядя Серёжа откроет, он его тут же схватит за грудки, левой рукой, обязательно левой, потому, как правая будет сжимать револьвер. Саша явственно представил испуганный, затравленный взгляд домоуправителя. Дрожь тела. Слюни, стекающие с уголков рта. Почему именно слюни, а не слёзы, спроси кто, юноша бы пояснить не смог. Но вот так он явственно это видел: трясущегося от страха, жирного старика, у которого по подбородку стекают слюни от ужаса происходящего. И умоляющий взгляд. И вот когда он, Саша, убедится, что дядя Серёжа готов вот-вот упасть в обморок, обязательно произнесёт, холодно, сквозь зубы: узнал? Обязательно скажет только одно слово. Чтобы тому стало ещё страшнее. А после потянет Лопатина наверх по лестнице, на третий этаж, где когда-то, давным-давно, проживала их семья. И уже там, наверху, в их квартире (почему-то Саша был уверен, что их квартира до сих пор пустует: а как иначе?), в зале, прикажет дяде Серёже встать на колени и молиться. И пока тот будет несвязанно бормотать слова молитвы, он, чекист Мичурин, поднимет револьвер к голове старика и…

      Дальше Саша ничего представить не мог. Хотел ли он отомстить Лопатину? Да, хотел. Но хотел ли он его убить? На данный вопрос юноша ответить так и не смог. Санька попытался представить, как нажмёт на курок, однако, из этого ничего и не получилось. Сознание отказывалось показать такую картинку. Почему-то, вспомнилась жена Лопатина, тётя Софа, которая, со слезами на глазах, помогала им с мамой собирать вещи, а после проводила до вокзала, перед самым отходом поезда, сунула в руки Саше носовой платок, с завёрнутыми в него деньгами, которые после спасли ему жизнь. Вспомнилась дочка дяди Серёжи, Нинка. Заводная, вредная Нинка, с которой было всегда интересно и на чердак залезть, и на Неву сбегать, покупаться, и из самодельного лука пострелять. Лук, кстати, сделал дядя Серёжа.

      Мичурин почувствовал, как в горле снова образовался ком, который невозможно было ни проглотить, ни вытолкнуть. Слёзы навернулись на глаза. Первые слёзы за прошедший год. Рука, сама собой, отпустила ручку двери, безжизненно упала вдоль тела. Саша, неожиданно для самого себя, понял: ничего, из того, о чём он мечтал целый год, не сбудется. Ни сегодня, ни завтра, никогда. Он не станет заходить в дом, не станет подниматься на второй этаж. И не будет хватать за грудки дядю Серёжу. Слёзы вторично брызнули из глаз, и зачем он остался, не поехал с Озеровским на Гороховую?

      Расстроенный юноша не услышал, как за дубовым полотном послышались шаги, после чего дверь, неожиданно, распахнулась, едва не ударив молодого человека.

      Мичурин сделал шаг назад и хотел, было, развернуться, уйти, как вдруг полный удивления, чистый девичий голос остановил его:

      – Саша?