Свет венца. Станислав Рем

не втюрился в Перельцвейга, остался б жив. Да, как тут не вспомнить про то, что любовь зла…

      С другой стороны, скоро можно будет доложить Дзержинскому о том, что расследование закончено. Не так, как думали первоначально, но, тем не менее.

      Послышался лёгкий, неуверенный стук в дверь.

      – Сатрап. – Обречённо выдохнул Доронин. И тут же незлобно вспылил. – Вот, Глеб Иванович, что за человек, а? Сколько раз говаривалось: входите без стука, это ваш кабинет! Нет, кожен Божий день одно и то же. Тук-тук… Тук-тук… Б… – Не сдержался, опять-таки, выматерился в присутствии начальства матрос. И крикнул. – Входите, Аристарх Викентьевич!

      Бокий спрятал улыбку, сделал вид, будто не заметил матюка.

      Дверь слегка приоткрылась. Действительно, в образовавшуюся щель просунулся следователь Озеровский.

      – Добрый день, Глеб Иванович. А я заходил к вам, не застал.

      – Здравствуйте, Аристарх Викентьевич! – Чекист протянул руку, сжал мягкую ладонь старика. – Чем порадуете?

      – Про дом на Васильевском вам уже доложили?

      – Да. Что со вторым адресом?

      – Второй дом принадлежит госпоже Толстой. Простите, принадлежал. Набережная Фонтанки 54. Кучер сказал, по данному адресу он привозил Леонида Канегиссера значительно чаще, нежели на Васильевский, особенно в последнее время.

      – Точнее?

      – Последние две недели.

      Бокий с Дорониным быстро переглянулись. Впрочем, Озеровский того не заметил: в тот момент он рассматривал среднюю пуговицу на своём сюртуке. Та висела на одной нитке, и перед следователем стояла дилемма – оторвать её и выглядеть небрежным, однако, при этом, сохранить пуговицу, или оставить висеть, и, скорее всего, потерять. Старик выбрал первый вариант.

      – Ваши предложения? – Поинтересовался Бокий.

      – Предъявить фото Канегиссера дворнику.

      – Логично.

      Глеб Иванович взял со стола папку с делом по убийству Урицкого, вынул из неё картонку с фото, протянул следователю.

      – Как там наш москвич, справляется?

      – Втягивается, потихоньку.

      – Аристарх Викентьевич, – Бокий огляделся, нашёл глазами чистый лист бумаги, взял со стола Доронина карандаш, принялся что-то писать, – получите усиленный паёк. Как-никак, у вас теперь столуется наш новый сотрудник, а у вас самого семья немаленькая. Завезите продукты домой, после поезжайте на Фонтанку. За полтора часа управитесь? Вот и славно!

      Когда Озеровский покинул кабинет, Доронин вскинулся:

      – Слышали, Глеб Иванович? И тут две недели. Там перестал ездить, а тут – наоборот.

      – Слышал. И тоже отметил данный факт. Только вряд ли он нам что-то даст. – Бокий, по привычке, вернулся на край стола. – Давай отсторонимся от личного взгляда на интимные подробности, и постараемся думать холодно, практично. Слышишь, Доронин: холодно и практично! Что мы имеем? Судя по всему, Леонид Канегиссер, скажем так, якшался с нашим Соломоновичем. Но, в один прекрасный момент, летом, имел неосторожность познакомить Урицкого