Свет венца. Станислав Рем

ко мне смертную казнь. Незамедлительно.

      – О как. – Бокий, подчиняясь привычке, прошёл к окну, присел на подоконник. – Что так срочно?

      – Снова хотите пройтись по кругу?

      – Нет, повторяться не станем. Мне известна ваша позиция. Единственно, не могу понять, зачем торопить события? А если мы передумаем и выпустим вас?

      – Не смешите. – Полковник закинул ногу на ногу. – Я устал. Пожалуйста, Глеб Иванович, выполните просьбу. Я действительно устал. Устал от всего того, что творится вокруг. Знаете, когда я понял, что самодержавию приходит конец? Нет, не в семнадцатом. Значительно раньше, в девятьсот седьмом, когда познакомился с документами о причинах бунта на броненосце «Потёмкин». Матросов кормили червивым мясом, притом, что корабль стоял на рейде, в своих водах, рядом с Одессой, не в походе, и холодильники находились в исправном состоянии, не текли. А матросов кормили гнильём. Командир броненосца, первый помощник и начальник службы тыла прекрасно знали о том, что на судно поставляются испорченные продукты. Им закрыли глаза деньги, которые высшие чины получили в виде разницы от того, что обязаны были приобрести, и того, что приобрели в итоге. Как вам должно быть известно, гниль всегда дешевле. Именно командование броненосца являлось истинным виновником бунта. Ваши большевики только воспользовались ситуацией. И что мы имели в итоге дальнейшего расследования? Ни один из тех высших чинов не был наказан. Ни один! Потому, как подобное творилось не только на «Потёмкине». Коррупция. Империя сгнила в коррупции. О дворянской чести молчу, та просто растворилась в звоне монет. После всё, чем я занимался, только подтверждало мою убеждённость, что империя рушится. Рушится не снаружи, изнутри. Сгнивает, как перезревшее яблоко на ветке. Снаружи, вроде, красиво, а внутри черви. Сомневаюсь, что у вас, на основе той гнили, выйдет нечто толковое.

      Белый замолчал. Молчал и Глеб Иванович.

      Олег Владимирович провёл рукой по лицу, как бы стирая усталость. Закрыл глаза, пробормотал:

      На волосок от счастья —

      Плачь, не плачь,

      А сердце никого не хочет

      Слушать.

      И после стольких

      Сразу неудач

      Вдруг стало лучше…

      Вот и я, Глеб Иванович, хочу, чтоб стало лучше. Некогда сии строки мне пропел Фёдор Иванович. Пропел просто так, самостоятельно придумав мелодию. Но как было светло и радостно тогда на душе. Сейчас тьма.

      – Знакомы с Шаляпиным?

      – А что в том удивительного?

      – Я тоже его страстный поклонник. Посещали выступления?

      – Редко. – Олег Владимирович ожил. – Зато он дважды осчастливил меня своим присутствием. Представьте себе: пел в моём доме, на Фонтанке. Кстати, где он сейчас?

      – Здесь, в Петрограде.

      – Остался при Советах?

      – Удивлены?

      – Жаль.

      – От чего?

      – Умрёт. Либо от голода, либо убьют. Сомневаюсь, что в ЧК кто-то ещё, кроме вас, чтит его творчество.

      – Пройдёт время – будут почитать.

      – Когда будет мёртвым?

      – Зачем же так пессимистично? – Бокий прошёл к столу, налил в стакан