И смех, и грех, и обученье. Александр Омельянюк

так как прекрасно понимал, что это даже к лучшему. Необходимо было выждать паузу перед знакомством, чтобы не выглядеть навязчивым и сильно влюблённым.

      Девушки таких ухажёров почему-то не любят.

      Да и в случае продолжения разговора могли возникнуть варианты, мешающие ему в осуществлении такого важного для него теперь плана.

      Однако настроение было приподнятое, и он надеялся, что вечером, после ужина, у него может быть возникнуть интересное продолжение.

      Так весело начинался его второй день путешествия по Киеву.

      С этим настроением Платон зашагал по новому маршруту, созерцая всё вокруг, радуясь увиденному, записывая всё новые и новые строчки.

      Но особенно на него в этот момент произвело впечатление начало цветения каштанов – этого вечного символа Киева:

      Стоят каштаны вдоль аллеи.

      Кто их сажал – рук не жалели.

      И время нужно, чтоб траву посеять,

      И тополя. Уж не отклеить…

      Как полетит их нежный пух,

      То ты не будь, дружок, лопух.

      Глаза ты закрывай скорей.

      Не бойся пуха тополей…

      Тут они стоят грядой

      Вдоль дорог красивых.

      А за ними чередой

      Потянулись ивы.

      А каштанов стройный ряд

      Вдоль шоссе томится.

      Словно вышли на парад.

      Им бы распуститься.

      Но неожиданно изменилась погода. Похолодало. Стало пасмурно и ветрено. Вскоре пошёл и мокрый снег, заметно укрывший собой всё вокруг.

      Он был на ветках деревьев и кустов с их нежной листвой, и на траве, и на цветах. И только асфальту кое-где, на ветреных местах, удавалось остаться голым.

      Наверно мы с собой привезли московскую погоду? – решил романтик.

      И этот факт он тоже отразил в своих стихотворных записях:

      Опять вдруг что-то холодает.

      Наверно близится отъезд.

      Природа то не понимает,

      Что я не спрячусь ведь в подъезд…

      Снег выпал, выпал белый снег.

      Почти, как в сказке лёг.

      Наверно был здесь снегопад.

      И кто ему не рад?

      Да, для Киева это было редкое событие.

      Платон теперь словно на время возвратился домой, в московскую погоду.

      Но уже к вечеру от былой белизны не осталось и следа.

      Солнце нещадно нагревало серый асфальт и топило талые снега.

      А начинающий поэт продолжал:

      Университета тёмно-красный бок

      Мелькнул, когда свернул за поворот.

      Я вверх по улице подняться всё же смог.

      И снова повернул за поворот…

      С Владимирской свернул налево я,

      И увидал большой собор Софийский.

      Своею красотой он покорил меня,

      Как клад какой-то древне-финикийский…

      И голова от этого закружится порой.

      Особенно, когда стоишь ты под горой,

      И вверх ты смотришь, прелесть замечая,

      От