Я никогда не обещала тебе сад из роз. Джоанн Гринберг

будет дальше?

      Доктор отреагировала спокойно:

      – Не будь у тебя желания от них избавиться, ты бы не стала со мной беседовать. – (Дебору стягивала удавка страха.) – Ну же, садись. Если ты еще не решила, от чего именно готова избавиться, не спеши; но пустота непременно чем-нибудь да заполнится.

      Дебора села, и Цензор по-ирски сказал:

      «Обрати внимание, Легкокрылая: здесь множество журнальных столиков. У них нет защиты от твоей неуклюжести».

      – Тебе известно, почему ты здесь? – спросила доктор.

      – Потому что неуклюжая. Это первое, а дальше по списку: ленивая, непослушная, настырная, эгоистка, толстуха, уродка, жадина, бестактная и жестокая. Да, и еще врунья. В последней категории есть подпункт «А»: симуляция слепоты, воображаемые боли, от которых реально сгибаешься пополам, надуманные периоды глухоты, ложные травмы ног, вымышленное головокружение, бездоказательное и злостное недомогание; и есть подпункт «Б»: скверный характер. Вроде я упустила неприветливость?.. Да, неприветливость.

      В тишине, которую прорезал сноп солнечных лучей с пляшущими в нем пылинками, Дебора подумала, что, похоже, впервые открыто высказала свои истинные чувства. Если все это правда, так тому и быть, но перед уходом из кабинета она хотя бы выплеснет усталость и отвращение от этого темного, мучительного мира.

      Доктор ответила попросту:

      – Что ж, список внушительный. Мне кажется, не все пункты соответствуют действительности, но по крайней мере наша задача теперь ясна.

      – Сделать меня приветливой, милой, покладистой и научить радоваться каждому новому обману.

      – Помочь тебе выздороветь.

      – Заткнуть мне рот, чтобы не лезла со своими жалобами.

      – Нейтрализовать те, которые проистекают из смятения твоих чувств.

      Удавка затянулась еще туже. Страх неудержимо пульсировал в голове и туманил зрение серостью.

      – Вы говорите, как все: лживые жалобы на вымышленные болезни.

      – По-моему, я сказала, что ты серьезно больна.

      – Как и прочие, кого сюда запихнули? – Она осмелилась подойти совсем близко, слишком близко к черным пределам ужаса.

      – Ты хочешь узнать, правомерна ли твоя госпитализация и относится ли твой недуг к разряду психических расстройств? Если так, отвечу «да». Я считаю, что именно такова природа твоего заболевания, но, если ты будешь стараться изо всех сил и если твой лечащий врач тоже будет стараться изо всех сил, у тебя, я считаю, может наступить улучшение.

      Вот так, открытым текстом. И все же, несмотря на ужас, связанный с завуалированным, обойденным словом «сумасшедшая», с этим невысказанным словом, которое сейчас вертелось у нее в голове, Дебора узрела в словах врача некий отсвет, мерцавший и прежде в самых разных помещениях. И дома, и в школе, и во всех медицинских кабинетах звучало злорадное: «ВСЕ У ТЕБЯ НОРМАЛЬНО». Однако сама Дебора уже много лет понимала, что у нее далеко не все нормально, что дело куда серьезней, чем временная потеря зрения, резкая боль, хромота, ужас и провалы в памяти. Ей вечно повторяли: «Все у тебя нормально, а если бы ты еще…»