Витязь в тигровой шкуре (с иллюстрациями). Шота Руставели

придет к нам слухом. Если ж он лукавым духом

      Был и скрылся легким пухом, что ж тоской себя губить.

      Вот совет мой, повелитель: над царями ты правитель.

      Зри кто хочет, – где тот зритель, чтобы твой измерил свет?

      Так пошли людей, – пусть ищут, целый мир пускай обрыщут.

      Уж они ответ отыщут, смертный это или нет».

      Царь зовет гонцов проворных, между лучшими отборных,

      Чтобы в поисках дозорных не жалели ни труда,

      Ни стараний, ни усилий, чтобы каждого спросили,

      Где тот витязь, гордый в силе, и чтоб шли скорей туда.

      Вот гонцы в далекой дали. Целый год они блуждали.

      Никого не увидали, кто бы витязя встречал.

      Все напрасны вопрошанья. Бесполезны их исканья.

      Были долги их блужданья, – был успех их вовсе мал.

      Пред царем рабы предстали. Преисполнены печали,

      Так его оповещали: «Хоть искали мы везде,

      Труд бесплоден был, хоть честен, – нам скорбящий лик уместен,

      Никому он неизвестен. Укажи, искать нам где?»

      Молвил царь: «Мне дочь сказала правду. В скорби смысла мало.

      Здесь змея являла жало, – это был нечистый дух.

      Мне мой враг был с неба свеян, это им я был осмеян.

      Да блудит среди затей он, – чист мой взор и волен слух».

      Позабыт им дух лукавый. Снова игры и забавы.

      Песнопевец ищет славы. Закрутился акробат.

      Юным царь велел и старым веселиться. Светлым чарам

      Нет предела. Царским даром не один опять богат.

      Автандил – полуодетый. Вкруг него играют светы.

      Арфы звон и песни спеты. Вдруг гонец от Тинатин,

      Черный раб в его покое: «Та, чей образ – лик алоэ,

      Шлет веление такое: к ней иди, о, господин».

      Светлой вестью очарован, Автандил встает, взволнован.

      Тот наряд, что облюбован, самый лучший, он надел.

      Видеть розу, быть с любимой, в том восторг незаменимый.

      С красотою несравнимой быть – пленительный удел.

      Автандил идет к ней смело. Ни пред кем не оробела

      Мысль его. И пусть горела много раз слеза о ней,

      Хочет видеть лик певучий той, чье пламя – свет горючий

      Молний, рвущихся из тучи, кто горит луны сильней.

      Та жемчужина жемчужин. С горностаем свет тот дружен.

      Смотрит взор обезоружен. Ткань на нежной – без цены.

      Сердце жгущие ресницы – словно ночь вокруг зарницы.

      Шея млечна у царицы, косы тяжкие черны.

      Хоть одета в свет коралла, но печали не скрывала,

      Автандила привечала, сесть велит ему она.

      Юный сел пред ней смиренно. Сердце любит, сердце пленно.

      Взор во взор глядит забвенно. Мысль усладой зажжена.

      Витязь молвит: «Ты, златая, светишь, страхи рассевая.

      Вот, я нем. В зарю вступая, месяц солнцем вмиг сожжен.

      Я не мыслю на досуге. Я не вихрь на вольном луге.

      Но в каком волшебном круге, чем твой грустный ум смущен?»

      Вот изящными словами, выбрав их, как меж цветами

      Те, что ярче лепестками, привлекают