Ты можешь идти один. Василий Криптонов

стараясь побороть чувство брезгливости.

      – А здесь вообще жить можно? – поинтересовался я.

      – Наверное. Никто не запрещал.

      Одноэтажный домик состоял из двух просторных комнат, кухни и даже ванной с туалетом. Повсюду громоздились коробки и мешки – чувствовалось, что переехали недавно и не успели обжиться. В прихожей несколько банок с краской – видимо, мадам Брик планировала произвести хотя бы косметический ремонт. Я увидел и ее саму: в одной из комнат висела фотография, на которой Боря, совсем еще ребенок, сидел на коленях у седеющей женщины с усталым лицом. Мне стало грустно от этой фотографии. Матери Брика, должно быть, несладко пришлось в жизни. И наверняка она любит сына, раз уж первым делом повесила на стену фотографию.

      Немало не смутившись беспорядком, Боря прошел в комнату и продемонстрировал старинный письменный стол, заваленный учебниками.

      – Какие нужны?

      Я, воскрешая в памяти расписание, отобрал необходимые учебники. Все тетради оказались чистыми, и я вложил в каждый учебник по одной.

      – Вот так вот, – сказал я.

      – Спасибо, Дима! – поблагодарил меня Брик. – Кажется, я понемногу осваиваюсь.

      Я улыбнулся. Все-таки, он был очень смешон в своей манере говорить все, что приходит в голову.

* * *

      – Как в школе? – спросил отец, заходя в кухню. Он жевал бутерброд и, кажется, вообще не обращал на меня внимания. Открыл холодильник, достал бутылку пива – первую за вечер.

      – Нормально, – ответил я, ковыряя вилкой макароны.

      Отец кивнул и вышел. Судя по звукам из комнаты, телевизор готовится показать крайне важный футбольный матч.

      Мама сидела за столом напротив меня, уткнувшись в кроссворд. Уловив краем уха вопрос отца, встрепенулась и подняла взгляд:

      – Чего наполучал? – Имелись в виду полученные мной оценки.

      – «Четыре» по алгебре, – буркнул я.

      – А почему «четыре»?

      – Не знаю.

      – Как ты не знаешь?

      – Ну, не знаю. Вызвали, ответил. Поставили «четыре».

      – Наверное, плохо ответил?

      – Ответил бы плохо – поставили бы «два».

      Мать отложила газету с кроссвордом и посмотрела на меня.

      – Дима, ты когда за ум возьмешься? – начала она привычный монолог. – Ты понимаешь, что ты уже не ребенок? Это уже жизнь! Я десять лет с тобой бьюсь, а ты… Вот не дай бог в институт не поступишь, в армию тебя загребут – и все! Куда ты потом? Сантехником работать будешь? Стоило тогда учиться столько времени!

      Эти разговоры преследуют меня с первого класса. Рассказы о том, что в армии меня если не убьют, то покалечат. Рассказы о том, что всем миром управляет злобное сантехническое божество, так и жаждущее заполучить в свои сваренные из труб лапы очередную зазевавшуюся жертву. Что я мог возразить? Я, не знающий жизни совершенно?

      – Все нормально будет, – сказал я, теряя остатки аппетита.

      – Ты уроки сделал?

      – Нет еще, я ем.

      – Ну так ешь быстрее и иди, занимайся!

      Я заставил себя проглотить остатки макарон, положил в раковину тарелку и закрылся у себя в