Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том третий. Нелли Шульман

что я больше не монахиня, ничего не значит, – сказала себе женщина, – надо продолжать соблюдать правила… – к ноябрю она рассчитывала добраться до Бомбея, до своего госпиталя:

      – Может быть, я потом с девочкой в монастырь отправлюсь, – размышляла Тесса, – поживем в спокойствии. В Лхасу, или в Непал… – она подумала, что можно написать знакомой настоятельнице женского монастыря, в деревне Тенгбоче, на границе Непала и Тибета:

      – Сестры меня примут, – Тесса улыбалась, – обоснуемся в деревне. Малышка вырастет в тишине, будет видеть горы, каждый день… – из Тенгбоче, с плато высотой почти в две тысячи футов, открывалась лучшая панорама Гималаев. Живя в тамошнем монастыре, Тесса каждое утро любовалась из окна кельи величественной Джомолунгмой. Она хотела, чтобы дочь провела первые годы в чистом воздухе высокогорья, вдалеке от шума и суеты большого города. Тесса вспоминала глинобитные домики, в деревне:

      – Нам одной комнаты хватит. Родник есть, очаг во дворе стоит, как в Лхасе. Разведу грядки, для овощей. Ко мне пациенты будут приходить… – Тесса вздохнула: «Может быть, написать дяде Хаиму?»

      Ведя Джона обратно в деревню, Тесса, все время, думала об этом:

      – У меня нет ни одного доказательства… – поняла она, – никто, ничего не знал. Дядя Хаим мне не поверит, и будет прав. У него голова другими вещами занята. Аарон служит, Эстер в подполье. Его внуков, может быть, в концентрационный лагерь отправили. И Меир погиб… – Тесса повторяла себе, что больше никогда не увидит Меира:

      – Исии не оставит его в живых. Из его лаборатории еще никому не удалось бежать… – Тесса рассказала Джону и об Отто фон Рабе:

      – Я знаю, – мрачно отозвался кузен, – он в Аушвице, в медицинском блоке, если можно так выразиться, работает. Тесса, – он замедлил шаг, – что они делают, врачи? Зачем профессора Кардозо, то есть Давида, туда отправили? – Тесса покачала головой:

      – Они не врачи, Джон. Они преступники. После войны их надо арестовать и судить… – она запнулась:

      – И Давида тоже, хотя он еврей. Он может сказать, что его принудили, угрожали смертью… – Тесса вспомнила:

      – Он давал клятву. И я давала. И генерал Исии тоже, и этот Отто. Как они могут, как у них поднимается рука… – она жестко закончила:

      – Но подобное не послужит оправданием его действиям, я уверена. Если, конечно, найдутся доказательства, свидетели… – Тесса боялась, что ни в Квантунской армии, ни в концентрационных лагерях, после войны, не останется ни одного человека, могущего выступить на процессе против врачей.

      Тесса заставляла себя не думать о веселом свисте Меира, по утрам, о серо-синих глазах, под очками, о длинных ресницах. Она засыпала, уютно свернувшись в его руках, слыша шепот:

      – Я люблю тебя, люблю. Полюбил сразу, когда увидел, в Рангуне. Ты самая красивая женщина на земле, Тесса… – она смахнула слезы с глаз:

      – Он обещал, что мы поселимся на Лонг-Айленде, у океана.