Вечный зов. Том 2. Анатолий Степанович Иванов

в черный проем вагонных дверей…

      Все это Наташа увидела вдруг перед собой как на живой картине, как в кино, а Нечаев не видел, потому что ничего этого не знал и не испытал. «И потому вот сказал это… это…» – мелькало у нее в мозгу.

      Еще молча она отрицательно качнула головой, а потом только произнесла:

      – Не-ет… Невозможно это. Никак…

      Нечаев, беспомощно и виновато следивший за ней, чуть отвернулся. И Наташа поняла, что он предложил это от доброты просто, и, если бы она согласилась, может быть, и отозвал бы Семена с фронта, но навсегда бы потерял уважение к ней. И к Семену. Они бы для него тогда перестали существовать. Как надо иногда немного, чтобы к тебе потерялось вот такое человеческое уважение, без которого и жить-то нельзя. Одно, всего одно слово… Но как ей сейчас не просто было удержаться от такого слова!

      Неожиданно Наташа, сразу забыв о Семене, ощутила в себе какое-то беспокойство, глянула на директора завода вопросительно и растерянно.

      – Но почему отец… действительно не позвонил мне до сих пор? Не дал телеграмму? Не написал? Сколько дней прошло!

      Ее беспокойство передалось и Нечаеву.

      – Да, да… Но он мог… уехать куда-нибудь. У них дел-то! Мог просто заболеть, в конце концов…

      – Тут что-то не так! Тут что-то не так! – дважды воскликнула Наташа, поднялась, зажала виски ладонями. Ткнулась в один угол кабинета, в другой. – Я не могу… Я сама… сама должна поехать в Москву!

      – Зачем же? Можно же телеграмму дать… Или давай сами позвоним, а? Ведь это просто!

      – Ой! – воскликнула Наташа, побледнела вдруг, как стена. – Не надо!

      Она выскочила в приемную, села за свой стол, уронила голову и заплакала.

      Минут через десять успокоилась, поправила волосы, глянула в зеркальце. Глаза были красными, припухшими. Еще подумав о чем-то, встала и зашла к Нечаеву.

      – Федор Федорович… Если можно, я домой… Леночку пора кормить.

      – Конечно, конечно… Ты вообще можешь сегодня не приходить. Отдохни.

      – Спасибо, – сказала Наташа. – И без меня не звоните в Москву. Мне просто страшно.

      – Хорошо, Наташа.

      Она вышла из проходной, не обратив внимания, что седоусый охранник, которому она машинально показала пропуск, что-то пробубнил, зашагала по пыльной улице к домику бабки Акулины, глядя себе под ноги, но ничего не видя на земле.

      Бабка Акулина встретила ее ворчанием:

      – Ты, девка, матерь али кто? Извелась вся девчонка. Есть хочет.

      Наташа молча взяла Леночку, вынула тяжелую от молока грудь и дала дочери. Села у оконца и стала глядеть во двор, где копались в пыли куры.

      Бабка, погремев у печки заслонкой, достала чугунок со щами, поставила на стол две чашки, положила две ложки.

      – Ты что это, касатушка, ревела, что ль?

      – Говорят… Мне сказали, что отец мой в Москве.

      – Охтиньки! – Старуха всплеснула обеими руками. – Выпустили его с тюрьмы?

      – Получается так…

      – Ну и слава богу