Лоуни. Эндрю Майкл Хёрли

каждый вечер смотрел репортажи про него в новостях: баррикады, бутылки с огнесмесью…

      Отец Бернард посмотрел на меня, понял, о чем я спрашиваю, и снова перевел взгляд на поле:

      – Ты не захочешь там оказаться, Тонто. Поверь мне.

      – Пожалуйста, преподобный отец.

      – Откуда такой внезапный интерес?

      Я пожал плечами.

      – В другой раз, ладно? Хватит того, что Крамлин-Роуд в июле совсем не забава… – Отец Бернард кивнул в сторону поля. – Я собираюсь прогуляться. Хочешь со мной?

      Священник раздвинул проволоку, я пролез сквозь нее и в свою очередь сделал то же самое для него. Оказавшись с другой стороны ограды, отец Бернард оправил куртку, и мы двинулись в сторону «Танка», спугнув пару куликов, которые с шумом вырвались из травы и улетели.

      – Она желает добра, – сказал отец Бернард. – Твоя мать. Она только хочет помочь Эндрю.

      – Я знаю, – вздохнул я.

      – Со стороны это, может быть, выглядит и не так, но она сейчас в страхе.

      – Да.

      – А страх толкает людей на странные вещи.

      – Да, преподобный отец, я знаю.

      Священник похлопал меня по плечу и сунул руки в карманы.

      – Ему станет лучше? – спросил я. Вопрос вырвался, прежде чем я смог себя остановить.

      Отец Бернард оглянулся на дом:

      – Что ты имеешь в виду под словом «лучше», Тонто?

      Я колебался, и тогда отец Бернард, подумав секунду, задал этот вопрос по-другому.

      – Я хочу сказать, что бы ты изменил в нем? – спросил он.

      Я никогда раньше не думал об этом.

      – Не знаю, преподобный отец. Чтобы Хэнни мог говорить.

      – Это то, что тебе хотелось бы? Чтобы он заговорил?

      – Да.

      – Похоже, ты не очень уверен.

      – Я уверен, преподобный отец.

      – А ты думаешь, что Эндрю из-за этого несчастлив? Из-за того, что он не может говорить?

      – Не знаю. Вроде бы не очень похоже.

      Отец Бернард взвесил мои слова с глубоким вздохом, а затем заговорил:

      – Послушай, не знаю, будет ли Эндрю лучше в том смысле, в каком ты хочешь. Тут Бог решает. Все, что ты можешь, это молиться и положиться на Него в том, что, как Он решит, так и будет лучше всего для Эндрю. Ты еще молишься, Тонто?

      – Да.

      Отец Бернард насмешливо улыбнулся. Хоть он и задал вопрос, но я думаю, он знал, что я не молюсь, и причем уже давно. Священники, как доктора, знают, что люди врут, чтобы не разочаровывать их.

      Мы подошли к «Танку», и отец Бернард положил руку на камень и пощупал поверхность. Он провел пальцем вдоль длинной трещины и выудил клок мха, пропуская его волокна между пальцев:

      – Богу известно, что нелегкий это путь, понимаешь? Он позволяет сомневаться в вере снова и снова. – Отец Бернард пристально разглядывал окаменелых моллюсков и аммониты. – А теперь, великий мудрец, скажи-ка, что там говорится в пятнадцатой главе у Луки.

      – Насчет заблудшей овцы?

      – Да. Ишь, раз ты помнишь это, значит, ты точно еще не проклят на веки вечные.

      Отец