Лоуни. Эндрю Майкл Хёрли

бы, как у всех, – улыбнулась миссис Белдербосс.

      – Мне казалось, что звук как будто исходил со стороны моря, – сказал мистер Белдербосс. – Как, по-вашему?

      Все пожали плечами и занялись чаем. Только мисс Банс выдала еще один комментарий.

      – В Гласфиниде ночью стоит полная тишина, – заявила она.

      Мать бросила на нее уничтожающий взгляд и принялась собирать со стола посуду.

      Я ничего не сказал, к тому же я не мог быть уверен в том, что рев ветра за стенами дома в эти ранние часы не обманул мой слух, но, когда я лежал в темноте, я был уверен, что голоса доносились из леса.

      Я размышлял, не следует ли мне догнать отца Бернарда, когда все уже выходили из столовой, и рассказать ему об этом, но в этот момент из кухни донесся грохот, и мы услышали крик Матери.

      Я пошел в кухню посмотреть, что произошло, и увидел, что она нагибает Хэнни над раковиной, засунув пальцы ему в рот. Хэнни схватился за край таза. Блюдо, в котором было рагу, оставленное на вечер, расколовшись на части, валялось на полу, залитом подливой с кусками мяса.

      – Выплюни, – повторяла Мать. – Избавься от этого.

      Хэнни проглотил то, что у него было во рту, и Мать издала вздох досады и отпустила его.

      Рядом со мной появился отец Бернард. Затем пришел Родитель.

      – Что случилось, миссис Смит? – спросил отец Бернард.

      – Эндрю ел рагу, – ответила Мать.

      – Ему явно не удалось съесть много, – засмеялся священник.

      – Я же говорила вам, преподобный отец. Он должен соблюдать пост, как все мы, – сказала Мать. – Это очень важно. Он должен быть полностью подготовлен.

      – Не думаю, чтобы немножко овощей с мясом сильно повредили ему, Эстер, – заметил Родитель.

      – Он съел половину, – возразила Мать, указывая на коричневую подливку, которую уже с интересом обнюхивал Монро.

      Отец Бернард позвал собаку, но Мать пренебрежительно махнула рукой:

      – Пусть ест, преподобный отец. Теперь уже все равно.

      Хэнни принялся облизывать пальцы. И тут Мать, тяжело дыша, схватила его за руку и потащила к задней двери. Открыв ее навстречу струям дождя, она до тех пор запихивала пальцы Хэнни все глубже в глотку, пока он не вывернул содержимое желудка на ступеньки.

      Я умыл брата в кухонной раковине и отвел его в спальню прилечь.

      Я попытался уговорить Хэнни еще поспать, но он по-прежнему был возбужден и постоянно ходил в туалет. Каждый раз он возвращался оттуда все более бледным, с покрасневшими, воспаленными глазами. Наконец он сел на край моей кровати, гремя банкой с гвоздями.

      – Где болит, Хэнни? – спросил я, прикасаясь к его вискам, лбу и макушке.

      Он расположил руки на голове, образуя каску. Болело везде.

      – Попробуй уснуть, Хэнни, – предложил я. – Тебе станет лучше.

      Брат взглянул на меня, затем коснулся матраса.

      – Хорошо, – сказал я, – но только недолго.

      Я лег рядом с ним, и через несколько минут он захрапел. Я постарался как можно тише выбраться из кровати и вышел из комнаты.

      Дождь