Золотые тротуары (сборник). Игорь Андреев

на шее. Таких тут навалом. Да и что особенного в скучающей пожилой даме, пьющей кофе?

      – Классная старушка! Вот бы познакомиться с такой! Устроиться хотя бы прислугой, они такие спокойные! Поцеловал бы ее в щечку – и свободен.

      Желание моего друга было понятно, и я предложил ему упрощенный вариант. Подселиться к моей хозяйке, где нам на пару будет повеселее. Описав вкратце условия пребывания, я совсем забыл упомянуть, что еда за свой счет и у писательницы сложный характер.

      Он выслушал мою идею настороженно, боясь розыгрыша, но, убедившись в благих намерениях, согласился, довольно потирая рот рукавом. Найдя пустую нишу бутика, мы разместились в ней. Разломив багет пополам, я открыл пачки с сосисками и поделился скромным ужином художника, пообещав поговорить с Одоевцевой насчет его переезда на квартиру, гарантируя полный успех этой авантюры. Предупредил, назначая ему встречу на следующий день:

      – Надень чистую рубашку.

      Этим же вечером, когда я зашел тихонько в квартиру, из гостиной лился холодный свет и слышался чужой голос. Мне было интересно заглянуть внутрь, и, открыв дверь, я увидел, как старушка любезничает с довольно приятным дедушкой. Посередине стола красным пятном красовался букет пышных роз. Мое появление поначалу смутило парочку. Мы обменялись приветствиями. Кавалер писательницы оказался остроумным и притом образованным человеком. В свои преклонные годы он мог еще, шутя и чуть-чуть паясничая, развлекать публику и развязал скованную атмосферу тонкими шутками. Звали гостя Василий Павлович.

      – Если б вы знали, молодой человек, – сказал старичок, обращаясь ко мне, – только сейчас, в свои девяносто лет, я наконец-то понял, как жизнь коротка. – И разрезал ножом остаток торта на три части.

      Сама же Одоевцева, сияющая от его внимания, забыв даже поправить свой съехавший парик, легко порхала по комнате с кофейным сервизом, вставляя изредка короткие фразы. Я заметил, платье на ней было черное, длинное, с глубоким вырезом на спине. Такие платья носили парижские кокетки до Второй мировой, и оно пахло нафталином. О том, что оба хорошо выпили, свидетельствовала пустая бутылка из-под шампанского. Выбрав удачный момент, когда нельзя ответить «нет», я походатайствовал за моего друга-художника, дав ему отличную характеристику. Писательница полусонно безразлично согласилась, кивнула в сторону потертого дивана. Этого было достаточно, и я, извиняясь за позднее время, удалился спать.

      Утром Воробей мазал очередную картину, разбрызгивая шваброй водянистые потеки по лежащему холсту. Согнувшись дугой, он ловко обводил женские очертания краской. Похоже, даже подобрел:

      – Где шляешься, Рыжий? Каша стынет.

      И правда, в кастрюле дымилась гречка, рядом лежал желтый сыр. Он помыл руки и расстелил кружевную скатерть. Вскоре у этого редкого явления нашлось объяснение.

      – Послушай, старик! Каким-то чудом оказалась у твоей Одоевцевой коллекция интересных картин, – глядя ласково на меня, начал мой добродетель. – Так вот, там,