Золотые тротуары (сборник). Игорь Андреев

будет не так страшно. Моя просьба была воспринята с электрическим напряжением. С поправками он согласился: «До марта». То есть остается три недели, а если дольше, то заберет ключи и выставит мои скудные манатки в коридор, сердито прокомментировал просьбу мой уже бывший покровитель. Новость, бесспорно плохая, совершенно испортила мое утреннее настроение, и, даже когда он ушел, хлопнув за собой дверью, я все продолжал сидеть окаменело, тупо уставившись в облупленный потолок.

      От моей мастерской до Аидиной квартиры на улице Университет расстояние птичьего полета. Если миновать Бульвар со стороны Сены, перейти площадь Ассамблеи, покрытую булыжниками, то остается только эспланада Инвалидов. Вот я и у Сычевых. Когда младшая дочь Аиды открыла дверь, у меня поднялось настроение, и я вошел с легкой душой.

      Посередине солнечного салона, стоя на коленях перед щенком, ползала в халате Аида, вычесывая шерсть мелкой гребенкой. Собака тихо скулила, увертываясь, и пыталась укусить хозяйку. Мое появление избавило ее от мучений. Она вырвалась и побежала ко мне, виляя пушистым хвостом.

      – Привет, Рыжий! – ответила на мое «здравствуй» Аида и раздраженно добавила: – Что за страна – Франция! Вроде бы культура: ложки, вилки, а блохи заели до тошноты. Вся школа кишит вшами, а директор присылает мне письма: «Обработайте голову вашей дочки, пожалуйста». Да и собака тоже начала чесаться! Ужас в чистом виде!

      Отряхнув халат, она позвала меня на кухню. Поливая герань, выслушала мои неприятности, временами вставляя свои примечания. Воробьева Аида знала давно, еще с Москвы. Относилась к его причудам философски. Посоветовала мне успокоиться:

      – Это у него перепады настроения. Завтра проснется и будет гладким.

      Конечно, я мог представить, каким обаятельным он может быть, особенно если вспомнить, как бородач предложил мне переехать в его мастерскую из моей довольно приличной студии с видом на Эйфелеву башню для того, чтобы творить искусство вместе, по подобию Мастера и подмастерья. Зря согласился.

      Потом Аида рассказала, как к ней зашла Толстушка, полная разочарований. Хваленый князь оказался подлецом, развратником и даже хуже – фальшивым аристократом. Хитрец хотел «развести девушку на деньги». Имитируя Эдит Пиаф, она запела тонким голосом: «Белой акации цветы иммиграции». Закончив песню, задумалась и спросила сама у себя:

      – А если бы Ирина Одоевцева смогла подселить тебя? Конечно, за услуги мелкого характера…

      К этому времени Аида сдружилась с поэтессой. Приносила сумками продукты и даже убирала от пыли квартиру. Я сообразил всю выгоду этого предложения! Важно, что над головой будет крыша, а там все как-нибудь образуется. Через минуту они договорились о встрече. Писательница обрадовалась идее общежития.

      – Завтра в пять побрейся и надень чистую рубашку, – посоветовала Аида, оглядев меня.

      В ее руке уже мелькала заветная бумажка с адресом моей будущей благодетельницы.

      Улица,