Любовь и ненависть. Анна Сергеевна Байрашная

из ледяной воды всю окоченевшую, он в ту же секун—

      ду стал делать мне искусственное дыхание. Почти вся надежда,

      что я осталась жива, у него исчезла. Вурал склонился надо мной

      и заплакал от печали и чувства вины. На часах пробило двенад—

      цать, и в небо запустили разноцветные сияющие и сверкающие

      салюты. Все небо сияло лучистыми огнями. Вурал плакал над

      моим телом, лаская мое лицо, и говорил:

      – Любимая, прости меня! Я тебя не защитил, позволил тебя

      унижать! Прости!

      После этого прижал меня к себе, ему показалось, что все, что

      было у него,– сгинуло в былых ненастьях, но если случится

      нечто тревожное и размыкающее его с пропащим прошлым,

      тогда жизнь, еще необходимая ему, вновь расцветится красками,

      словно тот карнавал, что отшумел на пороге зрелости. Неожи—

      данно я открыла свои глаза и сильно закашляла, стуча зубами,

      промолвив:

      – Зачем ты меня спас? Ты мог погибнуть сам.

      Никто не мог бы поверить, что Вурал от радости поцелует

      меня в губы. И я, на удивление, даже не сопротивлялась этому,

      лишь потому, что очень сильно замерзла. Именно в эту ночь,

      в машине Вурала, около пролива, под грохот салютов, между

      нами и произошла та самая близость. В ту же секунду я почув—

      ствовала, что люблю его, что мое сердце принадлежит только

      ему, хоть оно и было разбито навеки. В тот самый момент я не

      знала, что он любит другую женщину. Но почему он это сделал,

      я до сих пор не понимаю. Ведь он спас меня лишь по одной

      причине. И эта причина – мой отец и его мать. То есть —

      обязательство перед кланом!

      Люди возбужденно расходились по домам, еще продолжая

      спорить между собой, сталкиваясь в дверях, на улице и возвра—

      щаясь обратно. На улицах не было ни одной бродячей собаки,

      все они попрятались в подвалах домов, поскуливая от грохота

      салютов. Когда наступило утро, Вурал привез меня в особняк,

      в этот каменный дворец. Спящую, он занес меня в эти камен—

      ные стены. А госпожа Белькиз и Фереде ждали, словно на игол—

      ках, смотрели на часы и переживали с тревогой. Когда женщи—

      ны увидели меня и Вурала мокрых и замерзших, они сильно

      испугались, а госпожа Фереде сразу задрала свой длинный нос

      к потолку. Но ее душа искала прощения за то, что она сделала.

      Чувство вины ее вновь сделало злой. Госпожа Белькиз подъеха—

      ла на своем инвалидном кресле к сыну и спросила его:

      – Вурал, сыночек, что случилось с вами?

      Он остановился, потом посмотрел на меня и на мать и отве—

      тил ей:

      – Ничего. Мы просто решили искупаться в Босфоре, а по—

      том мы заснули.

      – Что? – испуганно воскликнула госпожа Белькиз.

      – Мама, не кричи, Бихтер разбудишь,– прошептал Вурал,

      поднимаясь вверх по лестнице.

      Вурал зашел в спальню, положил меня на