Глобус Билла. Пятая книга. Козерог. Александра Нюренберг

всю эту штуку, дело предстояло чисто слесарное, и нужны лишь определённые навыки и умения.

      – Взломать комнату… – Как бы про себя произнёс он. – И выкрасть корону.

      Ас очухался от наваждения:

      – Комната под сигнализацией, корона заминирована.

      И верно. Когда они разошлись, все, – кроме Иннан, поглощённой своими мнимыми успехами в истории, – пребывали в заботе и недоумении.

      Иннан окликнула:

      – Эй. Как насчёт Закона Божьего?

      Шанни обернулась и состроила гримасу:

      – А разве церковь не отделена от государства?

      Энкиду изумился:

      – Вот те на. Кто о чём, а мажорка о зачётке.

      Ас, в отличии от него, счёл вопрос достойным внимания и разъяснил, пока они рассасывались, как смертоносные таблетки, принятые старым замком, по комнатам:

      – Отделена, но весьма шаткими перегородками, вроде тех, из-за которых Биллу кофию не дают. Постоянно в главных газетах появляются письма трудящихся с просьбой воссоединить эти два института подавления человеческой воли.

      – Мардуку это ни к чему. – Рассеянно буркнул Энкиду.

      Шанни воззрилась на него.

      – Наивный дикарь. А десятина? Церковный налог, который эта чудесная организация, уничтожившая всех, чьи имена воспевает, утратила около века назад?

      Ас возразил:

      – Деньги, конечно. Но главное, нынешние правительства задумались над тем, какой замечательный инструмент управления выпал из рук нынешней демократии. Иннан, тебе, как наследнице божественной власти, следует поддержать Закон Божий.

      – Да я там под чужим именем. Никто не знает, что туда наведывается отпрыск солнечных лучей.

      – Ага, а против наследницы, значит, возражений не нашлось.

      – С точки зрения человечества, – продолжал развивать свою мысль Ас, – происходит поступательное движение от худшего к лучшему. От рабства закованных в цепи нагих рудокопов к толпам клерков, влекомых трамваями к месту семичасового ежедневного заключения… От догматического сознания – к свободе совести. Но человечество не задумывается, что вся-то его история… нет, Иннан, это я не тебе… та, что позволено запомнить, составляет не более семи тысяч лет. Из них на зачётки, скрижали и Мегамиры записано около половины. Прочее – в тумане. Там человечеству видится гуманоид, бродящий с потерянным выражением несформировавшегося небритого лица.

      – Ну, и что?

      – А то, что следует посмотреть на происходящее глазами – вернее, единым оком власти, так замечательно описанным Руальдом сиром Толкиным, – и тогда вы поймёте, что жизнь по истине, свобода и прочие милые штуки – всего лишь досадная прореха в этом пыльном мешке, под названием История Эриду.

      – Вроде той, которую так ловко заделала мистрис Шанни?

      – Именно.

      Шанни внезапно раздражилась.

      – Значит, это я виновата, что исправила ваше головотяпство, сир Александр, как вас там дальше.

      Ас ничуть не рассердился.

      – Шанни права. – Оборвал он себя на приблудившейся непроизнесённой мысли. – Сейчас