Восстание. Радмила Александровна Ёлкина

Мы с Варей тут же переглянулись. Я вся задрожала. Я боялась этого. Боялась того, что выбрать могут и его. Но его не было в толпе, он не поднимался на сцену. Праведник не на шутку рассердился, говоря о том, что этот малый тратит его время, и тут ужасно холодно. Он отправил часть охраны на его поиски. А тем временем запах гари усиливался. Это стали чувствовать и другие люди из толпы. Я слышала, как они перешептывались. Я оглянулась и увидела дым, а потом и огонь. Это был дом Дежурных. Все начали суетиться, а Праведник озверел. Большую часть охраны он отправил разобраться с пожаром. От охраны осталось совсем ничего. Тем более, почти все Дежурные побежали вместе со всеми к своему дому. Я начала медленно двигаться, таща за собой Варю. Она все прекрасно понимала, и потому даже не пыталась сопротивляться и молчала. Некоторые, конечно, оглядывались, но никак не выдавали нас. Меня вдруг поймал кто–то за руку. Это была мама. Я видела её полные тревоги глаза. Мы с Варей не могли медлить, и мама это прекрасно понимала. Мы прощались взглядами. У нее уже сверкали слезы. Она сжимала мою руку так же сильно, как и Варя. Я кивала головой, на каждый её немой вопрос. Она знала, что не нужно привлекать внимание других. Мы с сестрой вместе сказали ей, что любим её. Она попыталась улыбнуться. Не выдержав такой душевной боли, она кинулась в мои объятия, потом она крепко обняла Варю и поцеловала её в носик. Это было просто не выносимо. Мне хотелось разрыдаться и броситься к ней, но я взяла себя в руки и пошла дальше с тяжелым сердцем, таща за собой бесшумно младшую сестру. Мне нужно было увидеть папу. Я внимательно вглядывалась в лица людей, но папы так и не находила. Он сам нашел нас. Он был почти в конце толпы. Я видела, что ему было трудно сдерживать слезы. Он обнял сразу двоих. Я пыталась запомнить эти его огромные руки, которые сделали для нас столько всего. Он целовал нас в макушку и шептал, что любит. Мы отвечали ему тем же. Варя плакала тихо, чтобы её не услышали. И все–таки, я уже увидела, как она повзрослела сейчас. Она пыталась не показывать этих слез родителям, чтобы они отпустили её легче. Папа понимал, что нам нужно торопиться. Я видела, как он провожал нас взглядом. Это было самым тяжелым. Видеть, как родители пытаются выдавить из себя улыбку и сдержать слезы, причиняло сильную боль. Я оставляла в них часть себя. Уже навсегда. Я понимала, что больше никогда их не увижу. Слезы лились по моим щекам, когда мы уже были вне поля зрения родителей. Моя душа страшно ныла. Но дело нужно было довести до конца.

      Мы вышли из толпы. Запах гари усилился. Теперь нужно было идти к полям. Охраны было мало, но все–таки нельзя было попадаться им на глаза. Мы очень осторожно покинули площадь, идя вдоль стен домов. Площадь – это уже хорошо. Всё шло как по маслу. Во мне кипел адреналин, я слышала учащенное дыхание Вари, которая одобрительно мне кивала, говоря, что с ней все в порядке. Проходя осторожно по одной из улиц, кто–то взял меня за руку. Я страшно перепугалась. Я обернулась и увидела Вову, который приложил палец к губам. Он завел нас с Варей за угол какого–то дома, после чего тяжело дышал. Я была уверена, что это он устроил