Башня говорящего осла. Владимир Константинович Беляев

сказал папа.

      – Репетиции со следующей недели. Представляешь, как здорово! Это всё устроил учитель из Костиной школы. Такой классный дядечка!

      – Что еще за дядечка? – папа недоверчиво посмотрел на маму.

      – Обычный дядечка, – поджав губы, ответила мама. – Толстый, лысый, старый. И фамилия у него глупая – Шляпсон. Правда, смешная фамилия?

      Папа взял маму за плечи и немигающими глазами уставился ей в лицо.

      – Ты сказала Шляпсон? Я не ослышался?

      – Да, Шляпсон, – растеряно повторила мама.

      Папа больно сдавил мамины плечи.

      – Куда пошел ребенок? – медленно произнес он, не разжимая зубов.

      – Господи! Что с тобой! К Цезарю Тиграновичу пошел ноты отнести, в тридцать седьмую квартиру, в нашем доме, только другой подъезд. Десять минут назад ушел, сейчас вернется. Да отцепись ты от меня! – под конец мама даже взвизгнула, потому что испугалась собственного мужа. Это был как будто другой человек.

      Ничего не объясняя, Костин папа вскочил с дивана и выбежал из квартиры.

      – Совсем рехнулся со своими поездками, – обиженно сказала мама. – Скоро на людей будет бросаться. Не успел приехать, а уже всё настроение испортил!

      И мама стала размышлять о том, что всем хорошо, одной ей плохо.

      …Папа летел вверх по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Квартира номер 37 находилась на четвертом этаже. Дверь приоткрыта. Папа пнул ее ногой и вошел внутрь. Никого. В единственной комнате почти нет мебели, только стол, два стула, кровать и с открытыми дверцами пустой шкаф для одежды. На столе тарелка с недоеденным супом и листы бумаги. Ноты. На стене напротив окна – нарисованная на старых обоях дверь в человеческий рост.

      – О нет, – сказал папа. – Только не это!

      Он подбежал к двери и стал открывать ее, как будто она была настоящая. Конечно, у него ничего не вышло. Тогда он отошел подальше и с разбегу врезался в дверь плечом. Стена загудела. Папа застонал от боли. В соседней квартире упала на пол какая-то металлическая посудина. Нарисованная дверь начала исчезать, как будто кто-то стирал ее ластиком.

      – Это я один во всем виноват, – пробормотал папа и, ссутулившись, побрел восвояси. Вид у него был жалкий.

      Глава 7. А вот куда он делся

      Костя взял у мамы ноты и понес Цезарю Тиграновичу. Я уже об этом говорил.

      Цезарь Тигранович отворил дверь, увидел Костю и по своему обыкновению весь засветился от счастья.

      – Ах, это вы, мой юный друг! Скорее же войдите в мою убогую хижину!

      – Вообще-то мне некогда, – ответил Костя и нерешительно переступил порог «хижины».

      Шляпсон обнял его за плечи и потащил в комнату.

      – Смелее же, не стесняйтесь. Если бы вы только знали, как выручили меня! Присядьте на стул. Я задержу вас ровно на две минуты. Кое-что отдам для вашей мамы, и вы сразу пойдете. На улице так жарко. А будет еще жарче! Вам, наверное, хочется пить. Подождите, я сейчас!

      Шляпсон выскочил из комнаты на кухню и почти сразу вернулся с большой разрисованной чашкой.

      – Вот, попейте.