Из архивов тайного суда. Вадим Вольфович Сухачевский

миг он сделал в воздухе кульбит, точно попал под лопасть мельницы, и впечатался своим здоровенным лбом в булыжную мостовую. Любой бы другой после такого (это мною уже не раз не однажды было проверено) минут на сорок перекочевал бы в небытие, но лоб у семипудового был, похоже, из какого-то особого материала – его обладатель все же изнатужился приподнять голову и, глупо моргая, взирал, как я перекладываю бумажник к себе в карман.

      Я уже собрался двинуться прочь, но тут обнаружил, что сделать это, то есть по-тихому уйти, тоже потребует некоторых усилий (вполне, впрочем, выполнимых). Передо мной возник кордон из шести здоровяков, тоже вполне уголовного вида, каждый из них держал правую руку в кармане; в такой позе человек стоит, если в руке у него зажат револьвер. Седьмой, держал руки наружу; был он совсем юный и щуплый, но явно был у них за главаря.

      – Ну что, месье Аспид, поговорим за жизнь? – обратился он ко мне.

      – Не здесь же, Японец, – вклинился один из тех шестерых. – Давай его – к тете Симе, я уже и пилу приготовил, хорошую такую пилку, кости пилить.

      «Японец»!.. Вот он каков, оказывается, принц здешних бандитов!

      Конечно, мне ничего не стоило в три секунды уложить всех, безотказный пистолет Люггера у меня всегда был при себе, выхватывать его я умею мгновенно, а промахов ни разу не допускал. Да мог запросто обойтись и без «люггера», они бы не успели и револьверы свои обнажить. Но вступать в войну с одесским криминальным миром было мне сейчас совершенно не с руки; во всяком случае, я решил пока повременить.

      – Ты, Майорчик, с подсказками не лезь, – приказал Япончик, – куда везти и как его на кусочки разделывать – это я решать буду. – И снова обратился ко мне: – Увидишь, месье Аспид, что на кусочки резать – это не ты один умеешь.

      – Вы не за того меня приняли, – спокойно сказал я.

      Япончик усмехнулся (во рту у него тоже были золотые коронки, скорее всего, накладные – просто для бандитского форса):

      – Ты что ж, думаешь, мы об каждого фраера руки мараем? Мы – не ты. Я, думаешь, зря Быка послал погладить твой лопатник? Хотел посмотреть за то, честный ты фраер, или залетный фартовый. За Быка я уверен – ни один фраер против него бы не попер, а ты вон как его ухайдакал. А за что это говорит? А за то это говорит, что залетный ты, и притом умелый. Это – ррраз! А за что говорит – чтó ты к кассам рванул? За то говорит, что ты поскорей смыться спешишь из Одессы-мамы. Это – два! Почему я сюда, к кассам, Бычка и послал. (Да, надо отдать ему должное, рассуждал и действовал он вполне разумно, не чета здешней полиции.) Ну всех залетных я здесь знаю, – продолжал он, – акромя Аспида. Вот, стало быть, и выходит, что ты – кто?.. Во-во!.. Да и в кармане поверх лопатника у тебя пушка просвечивает какая-то новомодная, не видал еще таких… Не-не, не показывай, я этих железяк як-то с детства не люблю… – И подытожил: – Так что щас будем с тобой серьезно разговаривать за маленького Изю Гершмана, я в своем городе такого содома не допущу, век такие, навроде тебя, будут помнить и трястись со страху… – Он негромко свистнул в два пальца,