И посетителя посетила смерть. Книга I. Тайная грамота. Людмила Прошак

въехал на помост следом. Один из стражников заступил дорогу – Киприан показал великокняжескую грамоту, и мы пустили коней в галоп. Василий Румянец уже скрылся в воротах проездной башни, но подъёмный мост поднять ещё не успели. Мы въехали в Кремль. За нерушимыми крепостными стенами царило безмолвие. Среди шлёмообразных куполов церквей маячили обгорелые остовы теремов, чёрные на седом пепле. Печальная эта пороша скрадывала цокот копыт. Да что цокот! Самый тихий шёпот показался бы здесь воплем, потому что все живые звуки окрест поглотил приторный запах смерти. Кони, чуя его, храпели и натягивали поводья, норовя повернуть назад. Им было жутко на безлюдье. И вдруг словно из-под земли возник старик. У него были совершенно белые волосы и черное лицо. В руках он бережно держал что-то круглое, от чего никак нельзя было оторвать взгляд. Через мгновение я понял – это обуглившийся череп.

      Гнедой под митрополитом, хрипя, встал на дыбы. Старик споткнулся, череп упал и рассыпался в прах: «Как же я теперь без тебя, Любушка?» Конь подо мной был смирный, и я, наклонившись, потряс старика за плечи: «Вставай, у тебя дел ещё много! Кто ж, кроме тебя, о душе её новопреставленной позаботится…» – «Да, надо!» – он провёл ладонями по лицу, слёзы смыли копоть с подбородка и щек, запустил пальцы в волосы – под пеплом оказались русые кудри.

      «Князя найти нам поможешь?» Он кивнул, берясь за стремя, но тут же обмяк: «А как же она? Как я её тут одну брошу?» – «Как тебя звать?» – «Андрон…» – «Ты возьми, Андрон, щепоть этой земли, мы с тобой вместе за упокой отслужим. Можно сорокоуст, годовое, а то и вечное поминовение». – «Вечное!» – эхом отозвался он, доставая из ладанки сложенный восьмушкой пергамен. Бережно ссыпав туда прах, перевязал суровой ниткой, положил обратно и вскочил сзади меня в седло.

      Обогнав спутников, свернули направо – туда, где одни из ворот вели в посад. У кремлёвской стены, лежали рядами, как воины в шеренге, убиенные. «Некому хоронить», – услышал я чей-то дрогнувший голос, и оглянулся, чтобы увидеть сказавшего. Он стоял, пряча лицо на шее у своего коня. Длинное, почти до пят, корзно^X, обшитое галунами и меховой опушкой, указывало, что плачущий – знатный человек.

      Вдоль трупов семенил княжий дьяк и, кивая головой, отсчитывал: «….два сорока! Стой!» Слов его было почти не разобрать. Дьяк, закрыв от смрада нос и рот платком, ткнул пальцем в восьмидесятый труп. Могильщик с закатанными рукавами и с таким же, как у дьяка платком, концы которого он заправил за веревку, перехватывавшую волосы на голове, вонзил в землю лопату напротив указанного покойника. Укрытая в черный плат женщина протянула ему столбик монет. «Рубль на два сорока трупов!» – оповестил могильщик и, сунув деньги за щёку, махнул рукой сидевшим в теньке мужикам. Те, как поднятые на крыло вороны, с лопатами наперевес двинулись закапывать, а дьяк пошел отсчитывать дальше…

      Раздался сдавленный стон. Один из могильщиков