Исповедь живодера и другие истории адвокатского бытия. Нелли Карпухина-Лабузная

путины, это азарт и азарт, в погоне за икрой, где все средства добычи драгоценных икринок сгодятся.

      Трое дилетантов, проживших немного в таёжных условиях и возомнивших себя только что не дерсу узала местного разлива, отправились в тайгу – добывать благословенной икры. Экипировка была несложной: три ружьишка, лодка-долблёнка, по случаю купленная у нанайца за две бутылки водки, рюкзаки с нехитрым харчем, вот и все снаряжение. И, самое главное, драгоценная в пору путины валюта – каменная соль.

      Окрылённые добычей, а они икру брали так, что лодка дала осадку больше чем надобно, ночью не стали спать у сырой водицы, а перебрались под сопку, где у валежника и спать было приятней, и поспокойней от таёжного лиха.

      Ранний рассвет принёс первое горе: кто-то из недобрых таёжных лихоманцев спёр лодку со всем снаряженьем, и, что особенно больно, с солью. Похлопали руками, поматерились от души для согрева, и отправились вниз по реке. Река завсегда к людским покоям вынесет.

      Мокрая глина скользила под ногами, галька под ногами противно скворчала, а всё-таки шли. А не пойдёшь, так сдохнешь от холода, голода, а всего более, от тоски. И могилы в тайге от тебя не останется: таёжные твари съедят всё до косточки. Потому и брели охотнички за икрой, злые до того, что было не до разговору иль мата.

      Самый старший, мужик в самом расцвете своих двадцати пяти лет, со статью Шварценеггера, услышал детский писк. «Откуда здесь дети?».

      Недоумение быстро прошло: увидел в горной речушке, дно которой мелко-мелко усыпано галькой, мальца-медвежонка. Он всеми своими силёнками стремился вырваться из плена воды, но та, мало что речка была неглубока, от силы полметра, в быстроте своих струй несла все: кету и какие-то брёвна, заодно зацепила и понесла и малого медведя.

      Малыш что есть силы пищал, ну совсем как пятилетний пацан, нашкодивший и от шкоды своей натерпевшийся так, что больно и стыдно, – а надо на помощь кого-то позвать. Второй, что был поразумнее, метался по берегу, подрыкивая братцу в помощь надежды.

      Наш добряк кинулся в воду спасать медвежонка. Его сотоварищи с наслаждением цирка наблюдали картину: их помощь рослому мужику вроде не надобна, а среди надоедливой скуки хождения по гальке сырой скудное зрелище было им в радость.

      Грозный рык свирепевшего зверя осадил добряка в метрах трёх от мальца: вставшая на дыбы медведиха пасть ещё не закрыла, как двое невольных свидетелей в миг, за долю секунды, были на сопке. На сей раз мокрая глина помехой им не была. Оттуда, с высоты сопки-утёса, отвесные склоны которой входили в самую реку, они досмотрели таёжную драму.

      Медведица качнулась в сторону врага, посмевшего подойти к её медвежонку. Ещё шаг-полтора, и рассвирепевшая туша двухэтажной мамаши разорвала бы удальца, но очумелый последний взвизг детёныша метнул её в реку. Выхватив сына из плена реки, она в точности как злая мамаша, лапой отшлёпала шкодника – «героя».

      Тот взвыл уже от обиды, на скользком бережку почесал больное место дрожащею лапкой. Мать рыкнула ещё раз, тот кинулся к брату. Второй брат