Царь-Север. Николай Гайдук

Тиморей улыбнулся. – А это откуда?

      – Заначка. НЗ.

      Тиморей теперь – не то, что в прошлый раз – откровенно обрадовался поллитровке.

      – Ну, давай, отец, – провозгласил он, поднимая стакан, – за то, чтоб непогодка скорей закончилась!

      – Как знать, как знать… – задумчиво ответил Дед-Борей.

      Потом они молча сидели, хлебали уху из пыжьяна. Выпили ещё. Северьяныч печку затопил. Посмотрел на керосинку, стоявшую в углу на лавке. Хотел запалить, но передумал: в сумерках уютней сидеть, разговаривать. Душа его размякла, тёмные скулы, откуда начиналась борода, порозовели пятнами. Разгладилась глубокая морщина, проломившаяся наискосок по лбу.

      Ливень за окошком полоскал отвесно, ровно, плотно – как будто избушка стояла на краю водопада. Всё окошко ровно затуманилось, а по краям запотело мелким, разноцветным бисером – свет переливался в капельках воды.

      – Давно это было, сынок, – неожиданно сказал охотник, приступая к неторопливому и продолжительному повествованию. – Попал я однажды в когтистые лапы…

8

      Однажды Антон Северьяныч попал в лапы когтистой полярной пурги. Ах, как она тогда бесилась в тайге и в тундре! Яростно пыталась корчевать старые деревья на берегу ручья, где стояли капканы и ловушки. Пурга его сбивала с ног. Валяла как мешок с мукой, катала по низинам. Обидно было то, что непогоду охотник заранее почуял, но всё-таки отправился проверять ловушки.

      – Жалко, если песец пропадёт на очепе, – признался он. – Что такое очеп? Ну, тут, сынок, словами не опишешь. И на пальцах трудно показать. Очеп, или ощеп – это что-то наподобие колодца, где приготовлен замороженный капкан. Песец – наша миниатюрная полярная лисица – приходит, берёт приманку и в тот же миг таинственная сила вдруг поднимает зверушку вверх. Бац – и готово. Песец поймался на дармовщинку… Запомни, сынок! – Северьяныч потыкал пальцем. – Всё, что даётся бесплатно, должно настораживать; в жизни всегда за всё приходится платить… Да, так вот. Песец попался. В определенное время я встаю на лыжи и бреду по путику, собираю мёрзлую добычу. Хитромудрые эти ловушки – очепы трудно ставить, по этой причине промысловики редко ими пользуются. А если ты поставил, насторожил, – проверяй, покуда росомаха не добралась, попортит шкурки, а это деньги…

      – А сколько шкурки стоили?

      – Ну, в то время, о котором я говорю, цены были повсюду смешные. Песец, например, стоил сорок девять рублей двадцать копеек. Соболь – около восьмидесяти рублей. Горностай – девятнадцать рублей двадцать копеек. Причём якутский первоклассный горностай… Мне ловить было гораздо удобнее именно горностая, но приходилось добывать не то, что удобней, а то, что практичней. Такая житуха. Соболь – вот что было моей бедой и выручкой. Если нужно раздобыть запасные части для снегохода или с вертолётчиками договориться… Да мало ли, какая нужда придавит! Короче, из всего того улова соболей, какие попадали в мои руки, приблизительно треть уходила налево…

      – Каждый