Царь-Север. Николай Гайдук

Дворец-Леденец переливался всеми цветами радуги. От него тянуло холодком, только совсем не таким, какой всегда бывает на Земле. Это был приятный, тёплый холодок, пахнущий мятной конфетой. Глубоко вдыхая запах мяты, Северьяныч вошёл во дворец, посмотрел под ноги и удивился: вот он идёт, а ему ни капельки не скользко. Вот он рукой потрогал лёд, а ему нисколечко не холодно. Вот он заходит в просторный зал, а там сидит на троне седобородый Царь-Север. А рядом с ним – Царица-Северица. А возле них – царевич. А неподалёку – забавный медвежонок. Белый-белый. Живой…

      – Эй, ты! – неожиданно крикнул Царь-Север. – Ты живой или помер?

      Встряхнув головой, Храбореев маленько прочухался.

      «Это кто? – подумал он. – Это Канюшина снова разорался?..»

      Да, это бригадир кричал неподалёку. Поторапливал.

      На мгновенье выходя из забытья, Храбореев снова погружался в свой удивительный сказочный мир. Стоял – не слышал того, что рядом. В него бросали осколок льда. И всё равно Северьяныч не реагировал.

      Мужики в бригаде переглядывались.

      – Чего это он? – говорили вполголоса. – Стоит, будто кол проглотил!..

      – Эй, дядя! – снова кричал Канюшина. – Проснись и пой!

      И, наконец-то, вздрогнув, Храбореев поворачивал голову. Незрячими глазами смотрел по сторонам.

      – Ну его к чёрту… – Бросая ледяной кусок, говорил он, ни к кому не обращаясь, на карачках выползая наружу.

      Казимир, задирая рукав, демонстративно смотрел на часы.

      – Не понял юмора. Три минуты поработал и перекур? Так, что ли? Стахановец.

      – Так! – утомлённо отвечал Северьяныч.

      – Это что? Саботаж? – «бугор» пытался говорить повеселее, чтобы не осложнять отношения.

      – Саботаж, саботаж… – машинально соглашался Храбореев.

      Бригадир, принимая это на свой счёт, заводился.

      – Ты не сачкуй! Работай! Все пашут, а он…

      – Работа не волк.

      – Правильно. У нас работа – рыба. Так что хватит…

      – Не ори.

      – Иди, работай, говорю.

      – А я говорю: не ори.

      Неспешно вынимая папиросы, Храбореев прикуривал, задумчиво глядя на спичку. Отворачивался от бригадира. Вернее – от майны, чтобы душу не травить «ледяной могилой». А бригадиру казалось – это он нарочно зад показывает. «Сука! Я тебе припомню саботаж!»

      Перекурив, пересилив себя, Северьяныч опять спускался в ледяной забой. Остервенело рубил топором-ледорубом, колотил пешнёй, вгрызаясь в голубовато-изумрудные глубины. Пешня мелькала – трудно проследить за ней. Добела отполированный наконечник с такою силою втыкался в каменную глыбу льда – горячие искры вот-вот полетят… Но через несколько минут Храбореев снова замирал, широко раззявленными глазами проваливаясь в могильный морок мёрзлого озера. Теперь ему казалось, что это Колдовское, в котором он ищет сына.

      Заподозрив что-то неладное, Канюшина стал говорить спокойно, даже с сочувствием:

      – Да