На эмоциях: Как улаживать самые болезненные конфликты в семье и на работе. Дэниел Шапиро

Расклад – я против тебя, мы против них{42}. Такая мысленная установка, скорее всего, возникла в ходе эволюции, чтобы помочь первобытным общинам защищать кровных родственников от угрозы извне. Сегодня она легко может активироваться в конфликте между двумя участниками, будь то братья (сестры), супруги или дипломаты.

      Эффект клана подстрекает нас, не задумываясь, обесценивать точку зрения другой стороны – просто потому, что она чужая. В этом его главное отличие от быстро проходящей реакции на стресс «бей или беги»: оказавшись перед лицом опасности, наш организм готовит себя к сражению до победного конца или к бегству. Когда такое состояние превращается в мысленный настрой, вы оказываетесь заложником противоречивых посланий «бей или беги» на протяжении часов, дней и даже лет. Такая установка может передаваться из поколения в поколение, упрямо сопротивляясь изменениям{43}, – через обучение, пример окружающих и легенды.

      Эффект клана имеет целью защитить вашу идентичность от посягательств, но, как правило, дает результат, обратный желаемому. Укрепляя свои психологические границы и переходя к самозащите, вы снижаете шансы сообща достичь согласия{44}. Страх вынуждает предпочесть кратковременный «шкурный интерес» долгосрочному сотрудничеству. В результате, если обе стороны конфликта выбирают такой настрой, они создают две все больше и больше крепнущие системы, которые обречены на бесконечные столкновения. Это главный парадокс эффекта клана.

      Как осознать, что вы во власти эффекта клана?

      Эффекту клана присущи три основные черты: враждебность, чувство собственной непогрешимости и ограниченность мышления{45}.

      1. Враждебность. Эффект клана побуждает рассматривать отношения с другой стороной через призму враждебности, преувеличивая различия между нами и преуменьшая сходства{46}. Даже если мы чувствуем близость к другому, эффект клана провоцирует что-то вроде амнезии, когда мы забываем обо всем хорошем и помним только плохое из истории наших отношений. В Давосе, например, лидеры начали тренинг коллегами, которых многое объединяет, но быстро стали врагами и застряли в состоянии раскола. Философ Мартин Бубер описывает такие отношения как переход от «Я – Ты» к «Я – Оно»: мы перестаем видеть в другом человека и начинаем смотреть на него как на некое безличное «оно».

      2. Чувство собственной непогрешимости. Эффект клана порождает своекорыстную убежденность в том, что наше видение не только верное, но и превосходящее в моральном плане точку зрения другой стороны. Правда на нашей стороне, и мы готовим логическое обоснование для ее защиты{47}. Даже если совершаются самые дикие преступления против человечности, такие как массовое убийство людей членами военных группировок, «убийцы, как правило, действуют в ясном сознании и крайне удивляются, что их называют преступниками»{48}. Похожую картину я часто наблюдаю на тренинге «Кланы», когда каждая группа спешит с презрением возложить вину на других: «Как вы можете

42

Строго говоря, я определяю эффект клана как жесткое проявление нашей отношенческой идентичности, обостряющее разногласия с другим человеком или группой.

43

Хотя эффект клана побуждает сопротивляться изменениям, он несет также защитную функцию. При таком настрое мы ставим себе целью защитить людей и принципы, которые представляют наибольшую важность для нашей идентичности. На самом деле эволюционные биологи уже давно работают над тем, чтобы количественно определить степень, до которой мы готовы защищать родственников и себе подобных от внешней угрозы. Индийский биолог Джон Холдейн, занимавшийся математикой родственного отбора, язвительно заметил: «Я бы рискнул жизнью ради двоих родных братьев или восьми двоюродных». Его наблюдения заложили основу для правила Гамильтона, согласно которому суть родственного отбора можно измерить формулой: br − c > 0. В этой формуле b означает «повышение шансов на выживаемость особи в случае любого альтруистического поступка со стороны другой особи, с – цена выживаемости для особи, совершающей альтруистический поступок, и r – коэффициент соотношения b и с. Полученное неравенство определяет условия, по которым естественный отбор должен поддерживать поступки, продиктованные очевидным альтруизмом» (Mock 2004, 20). Когда неравенство выполняется, мы ведем себя альтруистически; когда оно не соблюдается, мы действуем в собственных интересах.

44

В статье в журнале American Psychologist (Shapiro 2010) я описываю несколько признаков клановой динамики, которые могут оказаться полезными для самого клана, но одновременно усложнить путь к межгрупповому примирению.

1. Верность клану становится приоритетом. Отношения внутри кланов чрезвычайно насыщены эмоциями, члены кланов готовы идти на жертвы ради тех, с кем чувствуют себя в близкой связи.

2. Клановые нормы усиливают лояльность. По сути, фундаментальное табу клана в том, что под запретом находятся любые поступки, которые могут ослабить легитимность клана и отношения, связывающие между собой его членов. Сам по себе клан может восприниматься как святыня, а поддержка его существования – стать священной миссией. Предательство клановой идентичности может привести к стыду, унижению, остракизму и смерти.

3. Клановая лояльность достигает пика силы, если членов клана объединяет нарратив общей идентичности, который я называюмифом одной крови. Этот общий нарратив сплачивает людей благодаря убеждению, что они принадлежат к одному роду, связаны общей генеалогией и судьбой. Группа, переживающая угрозу извне, быстро превращается в клан в ту минуту, когда участники чувствуют себя связанными мифом одной крови. Хотя и многонациональная компания в конфликте может превратиться в клан, более сплоченные кланы – те, ради которых люди готовы принести наибольшую жертву, – обычно основываются на духовном или фактическом родстве. Члены кланы скорее чувствуют уверенность в своей правоте, сражаясь за выполнение божественного замысла, чем отстаивая видение компании.

4. Миф одной крови трудно изменить. Кланы строят собственный нарратив, основываясь на своем восприятии истории побед, поражений, травм и гонений, и этот нарратив удивительно устойчив к политическим и социальным преобразованиям. Во многом сохранение исторического нарратива клана – это усилия, направленные на утверждение своей автономии как нерушимого образования.

45

Приведенные характеристики эффекта клана, который является фундаментальной составляющей острого конфликта, схожи с характеристиками конфликта, предложенными Льюисом Козером в его классическом труде «Функции социального конфликта» (Coser 1956; в рус. пер. – Козер 2000). Согласно Козеру, чем острее конфликт, тем в большей степени его следствием становятся (1) четко очерченные границы для каждой из сторон; (2) централизованные структуры для принятия решений; (3) структурная и идеологическая солидарность; (4) подавление инакомыслия и отклонения от норм (динамика, которую я отношу к табу).

46

Сильные эмоции могут обострить эффект клана. Экспериментальные исследования демонстрируют, что эмоциональное возбуждение снижает когнитивную сложность социального восприятия, что оборачивается поляризованными оценками действий другой стороны (Paulhus and Lim 1994). Для индивидов или сообществ, существующих в состоянии постоянного страха и опасности, такая поляризация может стать нормой. Как показывают результаты исследований, мы, столкнувшись с угрозой жизни, начинаем придавать большее значение своей группе и обесценивать чужаков (Greenberg et al. 1990).

47

Ганс Магнус Энценсбергер, выдающийся немецкий политический и литературный критик, предполагает, что проблема межгруппового конфликта заключается не в раздроблении, а в аутизме: группы изолируют себя в своих страданиях и чувстве собственной непогрешимости и не могут услышать кого-нибудь вне своего круга, получить новую информацию. Им не хватает эмпатии и вытекающей из нее способности познавать благодаря видению других (Enzensberger 1994).

48

Maalouf 2001, 31.