Спасибо одиночеству (сборник). Николай Гайдук

от американцев! А мы ведь люди русские… Не так ли, Ваня? Или Вася? Я забыл…

      – Ага! – мрачновато соглашался Ваня-Вася. – Мы, бляха-муха, новые русские. Я только свой огород от скотины этой проволокой отгородил. А новый русский, морда плюский, он скоро колючку поставит на реки, на озёра, на моря. Не искупаться тебе, ни рыбку съесть, ни на хрен сесть. Как хочешь, так и живи.

      – Ну, если хочешь, парень, если нравится…

      – А если не хочу? Если не нравится?

      Полынцев глазами сверкнул.

      – Тогда берись за вилы, за топор.

      – Да? – Парень усмехался. – Ты, кажется, попробовал? И что в итоге? Сколько отпыхтел?

      – Не в этом дело, сокол. Дело в том, что каждая тварь должна знать: если он нагадил – придётся отвечать. А если мы будем сидеть вот так – по своим домам и огородам – нас передавят как цыплят. Нас обдерут как зайца-русака…

      – Не обдерут, не надо паниковать.

      – Уже ободрали, милок. Картина нарисована. – Какая картина?

      – «Грачи прилетели». Ваня-Вася отмахнулся.

      – Да ладно… как прилетели, так и улетят…

      – Ну, сиди, чаёк шмурыгай или самогонкой зубы прополаскивай, – с горечью отрезал Поликарлович. – Только ты, парнишка, досидишься до того, что выйдешь однажды во двор по нужде, а твой сортир уже не твой – прихватизировали.

      – Пускай только попробуют! – Ваня-Вася расхохотался, показывая крепкие звероподобные зубы. – Я им на голову нас… Ха-ха-ха… Насморкаю…

      И вдруг этот странный старик Поликарлович неожиданно прекратил перекусывать колючие проволоки. Мало того – он даже взялся нахваливать «верёвку дьявола».

      – Это хорошо! – говорил он, потрясая убогонькой рукой. – Пускай знают наших! Плохо только то, что ты не можешь или не хочешь электричество подключить.

      – Какое электричество? Куда? – недоумевал хозяин огорода.

      – На проволоку, – тихо подсказывал старик, улыбчиво оглаживая бороду. – Это же мило дело. Двести двадцать вольт как дашь в отсталые районы – птичка сядет на хрен и зажарится. А если кто полезет – представляешь? – Культяпый кулак старика стучал по груди. – Вот я бы, например, полез… Ей богу! Меня ведь ни одна холера не берёт! Прямо беда! Зажился как тот вечный жид!

      Чудачества его уже зашкаливали за границу нормального разума. Только сумасшедший мог додуматься до такого: несколько лет назад чудило этот на «пилодраме» сколотил себе добротный гроб – доски взял без сучка, без задоринки.

      Тёплыми весенними вечерами и летом старик Поликарлович спокойненько – с лицом усталого покойника – лежал в деревянной просторной домовине где-нибудь на задворках пилорамы, смотрел на просторное небо, наблюдал за орлами, парящими в синеве, за облаками и тучами, проплывающими куда-то по своим дождевым, неотложным делам. Крепко сцепивши руки на груди, он всё о чём-то неотступно думал, думал; порою улыбался, а порой слеза катилась по щеке.

      – Дед! И не страшно тебе? – брезгливо морщась