Страх (сборник). Валерий Белкин

спастись решила.

      – Так давно же!

      – Ну и что, там было лучше.

      – Много денег надо?

      – Много, да он богатый.

      – Кто?

      – Друг мамы, немец, у него их куча.

      – Ну вот видишь. Он мужчина, просто обязан.

      – Да бьет он ее, этот мужчина.

      Вильгельм растерялся. Он не знал, что сказать, как сказать, как утешить. Попросить прощения – но в чем!? Ян пододвинулся к нему.

      – Да вы не бойтесь… это у меня… иногда… так странно здесь, – он боязливо прикоснулся тонкими пальцами к вискам. – Вроде уже normalisiert, а сегодня снова…

      Лампочка на подоконнике вдруг несколько раз мигнула. Вильгельм подошел, поправил шнур.

      – Ночь такая теплая, настоящее лето.

      – А в Берлине всегда лето и зеленая трава. Как жаль, что моя бабушка это не видит, – помолчал, добавил: – и никогда не увидит.

      – Ну зачем так печально?! Надо настоять – и деньги вышлют, она же дочь!

      – Спасибо, – Ян поспешно поднялся.

      – Ну что ты…

      – И все равно спасибо, – благодарно улыбнулся Ян.

      Внизу молодой дежурный посочувствовал Вильгельму, пожелал доброй ночи.

      Дома слово в слово передал жене беседу с пациентом, уняв ее нетерпение. Она предупредила, чтобы ни в коем случае не вздумал брать на себя оплату лечения чужого человека.

      В следующее майское воскресенье сын с друзьями устраивали пикник. И Вильгельм настоял, чтобы взяли Яна. Позвонил в клинику, в ответ услышал: «Спасибо, я рад».

      Ранним утром ребята с шумом собрались и уехали. Вернулись поздно, позевали и разошлись, вставать рано.

      Он проснулся за час до звонка, синдром понедельника. Свет уже проник в спальню, тело сопротивлялось и дальнейшему сну, и бодрствованию. «И Яна ждет такая же морока, не уберечь», – и охватило странное чувство, словно он родил этого ребенка.

      Сын сделал фото с пикника. Отец попросил для своего воспитанника. Взглянув на снимок, Вильгельм содрогнулся от хамства друзей сына к его мальчику, чуть не кинулся с кулаками на Грегора.

      – Отец, успокойся! Ты сам просил, мы и взяли больного.

      – Вы… вы что, не могли иначе?

      На работе томился, не находил себе места. Вечером помчался в клинику, а в теле пульсировала одна-единственная мысль: «Ничего не бойся, я с тобой, я с тобой, ничего не бойся…»

      В палате, задыхаясь, спросил:

      – Ну что ж ты так, что ж ты?

      – Как, вы о чем?

      Ян лежал, свернувшись эмбрионом, Вильгельм лихорадочно поискал глазами одеяло, чтобы накрыть мальчика. Пижама на спине скомкалась, одна штанина задралась и обнажила беззащитную щиколотку. Не нашел и упрямо продолжал вскрикивать:

      – Вот, вот, смотри! Посмотри, я прошу!

      Ян послушно сел, посмотрел на фото:

      – Играли, проиграл, бывает, – произнес безучастно.

      И Вильгельм испугался. Взгляд отсутствовал, его просто не было – как зверек, забрался так глубоко, что не дозовешься. Растерянно добавил:

      – Ты… ты зря допустил… Ты же мужчина, боец.

      – Да?

      – Конечно же, – горячо заговорил Вильгельм, – развернулся бы и дал всем в лоб!

      Пациент