Баязет. Том 2. Исторические миниатюры. Валентин Пикуль

Вы случайно не видели Хаджи-Джамал-бека?

      – Нет, господин полковник, сегодня не видел. Очевидно, он уже выбрался из крепости в город.

      Шалая пуля, секанув по стене здания, вдребезги разнесла разноцветный узор стекол над самой головой Пацевича, и полковник обеспокоенно сказал:

      – У, черт! Никак в меня с майдана прицелились?

      Тут внимание Пацевича привлек появившийся во дворе священник. Отец Герасим рясу еще вчера скинул – натянул взамен рубаху солдатскую. Сапоги для легкости тоже снял – босиком-то он прытким был. В таком-то вот виде, придерживая на груди распятие, он и попался на глаза Адаму Платоновичу.

      – А-а, божий человек, – словно обрадовался Пацевич, – ты что же это, духом святым вчера от батальона отстал?

      Отец Герасим остановился, по-мужицки умное лицо его, корявое и широкое, было исполнено какого-то внутреннего достоинства и даже гордости.

      – Не духом святым, господин полковник, – спокойно ответил он. – А уж если правду сказать, так ногами спасался. И с собою еще человек пяток из гибели вывел. А за батальон я не в ответе.

      – Ну, ладно, ладно. Иди, святоша.

      – А вот и не пойду! – вдруг заартачился отец Герасим. – Вот сяду здесь и буду сидеть. Пущай турки по мне патроны свои переводят.

      – Ты глуп, батька, – обозлился Пацевич.

      – Да уж чья бы корова мычала, а твоя бы лучше молчала!

      Майор Потресов, издали наблюдавший за этой сценой, вот-вот грозившей обернуться в брань или, того лучше, в кулачную потасовку, подошел к священнику и, толкая его в спину, заставил уйти со двора:

      – Идите, отец Герасим, с миром. Нехорошо эдак-то получается! Тут и без ваших скандалов тошно… Идите своей дорогой!

      Священник послушался артиллериста и, не возражая больше, спустился в подземелье усыпальницы.

      – Мается? – шепотком спросил он у часовых.

      Те кивнули в ответ:

      – Молчит баба. Быдто закаменела…

      В подземелье Баязета, раскинутая на каменных плитах, высилась палатка полковой канцелярии, изнутри которой сочился слабый рассеянный свет, и возле нее застыли в карауле солдаты-хоперцы. Отец Герасим, неслышно ступая босыми пятками по влажному полу, подошел ближе, заглянул:

      – Успокоился, сердешный…

      Хвощинский лежал на солдатской шинели, под затылок ему был подсунут туго набитый ранец. В жилистых руках мертвеца, оплывая воском на бледные пальцы, теплилась тоненькая свечечка. Хвощинская сидела перед телом покойного, стянув на своей груди сжатые в руках концы старенькой шали.

      Она не плакала.

      – А ты и пореви, – посоветовал отец Герасим. – Дело-то ведь житейское…

      Решительно взяв женщину за плечи, священник поднял Аглаю, сказал добродушно:

      – Да ступай-ка ты отседова. Не век же сидеть…

      Добрый мужик провел ее в киоск, где на столе стоял стакан с водой, принесенный Дениской Ожогиным.

      – На-ка вот, попей лучше…

      Аглая жадно выпила воду, подошла к тахте и ничком зарылась лицом в подушки.

      – Что