Баязет. Том 2. Исторические миниатюры. Валентин Пикуль

ноги висельников!

      – А дух будет, – пообещал Ватнин. – Солнышко-то сейчас жаркое, мух да заразы много… Ох и крепкий же дух будет!

      Сивицкий встал и не спеша направился к выходу.

      – А вы куда, капитан? – спросил Пацевич.

      – Пойду к солдатам, – ответил доктор. – Они, как это ни странно, умнее нас, офицеров. Стыдно, но что поделаешь?..

      – Нельзя вешать пленных! – вдруг сорвался в крике капитан Штоквиц. – Все мы знаем, что есаул Ватнин за свою жизнь добрую сотню людей на тот свет отправил, но в бою открытом. В бою благородном и честном! Спросите его – тронул ли он пленного?

      – Нет, – качнул головой Ватнин. – Такого со мной не бывало. Я все больше по благородству…

      – И я, как старший врач гарнизона, – присовокупил Сивицкий с порога, – заявляю свой протест против подобных мер. Повешение пленных лишь деморализует солдатскую массу. Если же вам, Адам Платонович, хочется повесить кого-либо, то повесьте их вот здесь у себя. Вместо люстры!

      Пацевич уже понял, очевидно, что ляпнул сгоряча что-то не совсем подходящее, но не знал, как выкрутиться из этой неловкости.

      – Капитан Сивицкий, перестаньте грубить мне, иначе я прикажу арестовать вас.

      – Эх, полковник! Арестованных-то сажают в крепость. И если это так, то я уже давно арестован. И со мною вместе сидят еще сотни людей, которые никак не могут уразуметь, за какие грехи тяжкие им достался такой… надзиратель.

      – Вы мне поплатитесь за эти слова, доктор. Вот только дайте мне выбраться отсюда!

      – А вы, полковник, сначала выберитесь…

      Когда офицеры ушли, Пацевич долго сидел молча, потом стукнул кулаками об стол, решительно встал:

      – К черту офицеров! Тоже мне, баре… Пойду к солдатикам!

      Он шел по дворам цитадели, и встречные солдаты вставали перед ним навытяжку. Заметив одного вояку, который, опираясь на винтовку, ковылял в сторону госпиталя, Пацевич дружелюбно окликнул его:

      – Куда ранен, служба?

      – Да куда? Ясное дело – в ногу, ваше высокоблагородие.

      – Когда же это?

      – Да эвот сейчас и вдарило… Стою это я, за непорядками наблюдаю. Вдруг, откель ни возьмитесь, р-раз – и готово: пуля!

      – Пуля?

      – Ага… Добро бы хорошая была, а то ведь самоделок турецкий: вроде гвоздя, быдто на крючок попался!

      – Ай-я-яй, – пособолезновал полковник. – Что же это ты так? Не повезло тебе, братец.

      – Всем не повезло, ваше высокоблагородие, – не то сдуру, не то с умыслом ответил солдат и поковылял дальше.

      Пацевич вернулся к себе, тяжко рухнул на продавленную постель.

      – Не любят меня, – судорожно всхлипнув, сказал он в пустоту. – Не любят… никто не любит. А за что? Что я им плохого сделал?

      И он громко, истерично расплакался.

2

      Шепча ругательства, Штоквиц долго разбирал бренчащую связку ключей от шахского гарема, нанизанных на громадное кольцо. По ободу кольца были вчеканены изречения из Корана о низости и неверности женщин, которых