На этом свете (сборник). Дмитрий Филиппов

Тима.

      – Можно.

      Дети скидывают одежду и несутся в воду. Тима старше на два года, умеет плавать. По-собачьи брызгаясь, он ныряет в воду, разрубая тишину, пугая лягушек и прибрежных окуньков. Нудные и тягучие десять секунд – условное безвременье – он плывет под водой. Радик стоит у самой кромки, по щиколотку утопая в глине, напряженно ждет. Наконец Тима выныривает, и солнечный детский визг разносится по тайге.

      Радик заходит в воду осторожно, боясь поскользнуться. Смуглые тонкие руки умело балансируют. Пальцы растопырены в разные стороны. Он заходит по-грудку, набирает полные легкие воздуха и, зажав пальцами нос, приседает, уходит с головой в темную воду.

      Становится страшно и хорошо. Действительность густеет, погружая тело в волшебное состояние невесомости. Звуки мира сливаются в одно протяжное: «У-у-у-у-уллл…». Радик выдувает пузырьки углекислого газа и выныривает на поверхность, ошарашенный и счастливый. Умывает лицо ладонью, фыркает. И сразу же на него падают день, свет, звуки, тепло… Радик вот-вот собирается заорать от счастья, но крик ломается в горле. Полузнакомый внутренний голос останавливает, просит не разрывать звуком красоту мгновения. И Радик подчиняется этому голосу. Ему всего семь лет. Он не знает, что душа в этот момент перешагнула на новую ступень невесомости бытия.

      Тима размашисто плавает в нескольких метрах от берега.

      – Мы сюда с братом ночью ходили за раками, – хвастается он.

      – Ну и как?

      – Жопой об косяк. Полное ведро.

      – Не гони, – Радик улыбается.

      – Кто гонит-то? Отвечаю! – Тима тоненькой струйкой пускает воду изо рта.

      Радику нечего возразить, и он ехидничает:

      – Сейчас они тебя за яйца схватят.

      – Это тебя схватят. Они у берега тусуются.

      Радик неуверенно мнется. Тима врет, нет здесь никаких раков, но отчего-то явственней ощущается прохлада на внутренней стороне бедер.

      – Не боись, они дрищей не кусают.

      – Сам ты дрищ…

      Тима громко смеется. Смех у него лающий, грудной, совсем не детский. И, потеряв власть над телом, он с головой погружается в воду. Тут же выныривает, раздраженно чихает. Теперь уже смеется Радик.

      Потом они долго загорают на берегу. Пишут на подсохшей глине матерные слова, рисуют грязные мерзости. Все так весело. Все так интересно. Разрушаются границы непроизносимого вслух, и крепче самых прочных узлов дети связывают себя сальными смешками, кривыми ухмылками. По капле впитывается в глаза пошлость мира. А капля – это незаметно, но очень много.

      Тима произносит:

      – Я скоро курить начну.

      – Зачем?

      – Все нормальные пацаны курят. Давай со мной?

      – Не знаю…

      – Ссышь, что ли?

      – Батя отлупит.

      – Боишься – так и скажи. А то ба-а-атя…

      – Ничего я не боюсь. Айда на плот лучше.

      – Дело.

      Тима шагнул первый. Плот хлюпнул, зарылся в воду с одного края, но ребенок мелкими шажками засеменил к центру, выравнивая