Орлеанская девственница. Философские повести (сборник). Вольтер

отец! Вниманье, господа!

      Прекрасный Грибурдон, апостол ада,

      Ученый муж! Таких-то нам и надо!

      Сын черта, несравненный по уму!»

      Его целуют, руку жмут ему

      И быстро увлекают в подземелье,

      Где слышно пира шумное веселье.

      Встал Сатана и говорит: «Сынок,

      Драчун,[80] кого давно оставил бог,

      Так рано я тебя не ждал; жалею,

      Что голову свою ты не берег.

      Духовной Академией моею

      Ты сделал Францию в короткий срок:

      В тебе я видел лучшую подмогу.

      Но спорить нечего с судьбой! Садись

      Со мною рядом, пей и веселись!»

      В священном ужасе целует ногу

      У господина своего монах,

      Потом глядит с унынием в глазах

      На пламенем объятое пространство,

      Где обитают в огненных стенах

      Смерть, вечные мученья, окаянство,

      Где восседает зла нечистый дух,

      Где дремлет прах классического мира,

      Ум, красота, любовь, наука, лира, –

      Все, что пленяет глаз и нежит слух,

      Неисчислимый сонм сынов господних,

      На радость черту сотворенных встарь!

      Ведь здесь, читатель, в муках преисподних,

      Горит тиран и рядом лучший царь.

      Здесь Антонин и Марк Аврелий, оба

      Катона, бичевавшие разврат,

      Кротчайший Тит, всех угнетенных брат,

      Траян, прославленный еще до гроба,

      И Сципион, чья пламенная власть

      Преодолела Карфаген и страсть.

      Мы видим в этом пекле Цицерона,

      Гомера и премудрого Платона.

      За истину принявший смерть Сократ,

      Солон к Аристид в смоле кипят.

      Что доблести их, что благодеянья,

      Раз умерли они без покаянья!

      Но Грибурдон был крайне удивлен,

      Когда в большом котле заметил он

      Святых и королей, которых ране

      Себе примером чтили христиане.

      Одним из первых был король Хлодвиг.[81]

      Я вижу, мой читатель не постиг,

      Как может статься, что король великий,

      Который в рай открыл дорогу нам,

      В аду кромешном оказался сам.

      Я признаюсь, бесспорно, случай дикий.

      Но объясняю это без труда:

      Не может освященная вода

      Очистить душу легким омовеньем,

      Когда она погибла навсегда.

      Хлодвиг же был ходячим преступленьем,

      Всех кровожадней слыл он меж людьми;

      Не мог очистить и святой Реми

      Монарха Франции с душой вампира.

      Меж этих гордых властелинов мира,

      Блуждавших в сумраке глухих долин,

      Был также знаменитый Константин.

      «Как так? – воскликнул францисканец серый, –

      Ужель настолько промысел суров,

      Что основатель церкви, всех богов

      Языческих преодолевший верой,

      Последовал за нами в эту тьму?»

      Но Константин ответствовал ему:[82]

      «Да, я низвергнул идолов, без счета

      Моей рукою капищ сожжено.

      Я богу сил

80

«Драчун» – дружеское обращение францисканцев в XV веке. Ученые расходятся насчет этимологии этого слова; очевидно, оно означает крепкого детину, здорового забияку.

81

Это осуждение Хлодвига и многих других следует рассматривать лишь как поэтический вымысле. Впрочем, в нравственном смысле можно сказать, что Хлодвиг мог быть наказан за убийство нескольких соседних правителей и некоторых своих родных, что не вполне по-христиански.

82

Константин отнял жизнь у своего тестя, своего зятя, племянника, жены и сына и был самый честолюбивый, тщеславный и сластолюбивый из людей; впрочем, хороший католик; но умер он арианином, крещенный арианским епископом.