Любовь гика. Кэтрин Данн

голову и снова вытаращилась на нас.

      В салоне «Скорой помощи» было тесно, но Лил не позволила разделить нас. Элли и Ифи примостились на одном краю койки, Арти – на другом. Я лежала на боку на мягкой скамеечке, а Лил сидела рядом, положив мне на голову тонкую прохладную руку. Женщина в серой униформе передвигалась медленно и осторожно. Она попросила одного из врачей-мужчин составить ей компанию. Ей не хотелось оставаться с нами наедине. Двери пока не закрыли. Мы еще не уезжали – чего-то ждали. Сквозь открытые двери мне был виден пикап с распахнутой водительской дверцей на другом конце стоянки у супермаркета. Пока мы загружались в «Скорую помощь», успели подъехать четыре полицейские машины. Сирены они уже выключили, но мигалки остались гореть. Человек в серой врачебной форме отошел от полицейских автомобилей и быстрым шагом направился к нам. Светловолосый, усатый, подтянутый, в хрустящей накрахмаленной униформе. Он ухватился двумя руками за открытые задние дверцы «Скорой», улыбаясь и качая головой.

      Лил наклонилась к нему, перегнувшись через меня.

      – Кто он такой? Почему стрелял в нас? – Ее голос звучал хрипло.

      Молодой врач кивнул женщине в униформе, которая сидела рядом с Арти и старалась к нему не прикасаться.

      – Какой-то псих. Просто чокнутый. Сейчас убивается, что промазал. – Молодой врач закрыл одну створку. – Сидит в патрульной машине, держится за голову и причитает: «Как я мог промахнуться?»

      Вторая створка закрылась. Женщина в серой униформе обвела нас всех быстрым испуганным взглядом. «Скорая» тронулась с места.

      Когда они повалились на землю и инвалидная коляска опрокинулась, Верн испытал чувство глубокого удовлетворения, обернувшегося потрясением, когда он увидел, что пораженные цели скрылись из виду. Досада разорвалась в груди горячим кровяным пузырем. Они шли гуськом! Друг за другом! Его старик уложил бы их всех одним выстрелом. Верн разрыдался от собственной неумелости и никчемности.

      Он прижался лицом к гладкому прикладу винтовки, смазывая его слезами, и даже не заметил, как к его машине приблизился полицейский, схватился за дуло и выдернул винтовку у него из рук через открытое окно. Приклад ударил Верна по щеке, оставив царапину и синяк. Потом дверь пикапа рывком распахнулась, и Верн тоненько заскулил на дуло большого служебного пистолета, нацеленного на него. Ботинки у полицейского были точно такого же густого кроваво-коричневого цвета, как и деревянный приклад винтовки, любовно отполированный отцом Верна.

      Он сидел, прижавшись лбом к пуленепробиваемому стеклу, отделявшему его от передних сидений. Его руки свисали между колен, холодные наручники были прикованы к стальному кольцу, привинченному к полу полицейской машины. На мгновение Верн провалился в тихое забытье. В голове образовалась мягкая, ватная пустота. Краем глаза он отмечал промельки движения и цвета снаружи, когда полицейские медленно обходили автомобиль. Звучали спокойные, негромкие голоса.