На краю всего. Джефф Джайлс

почему-то носивший синий тренировочный костюм и летные очки, был от них в тридцати шагах.

      – Ты не слышал ни слова, – сказал Икс Стукачу, – потому что я не говорил ни слова.

      К их разговору присоединился третий голос – без всякого предупреждения:

      – Притвора, притвора, притвора!

      Это была Рвач: она занимала камеру слева от Икса. Чтобы отвлечь себя от мучительных мыслей, Рвач вырывала себе ногти, а потом нетерпеливо ждала, чтобы они снова отрасли – и ей можно было бы снова их вырвать. В XIX веке в Лондоне у нее на глазах кто-то из ее слуг пролил суп на колени одного из гостей, приглашенных ею на обед. Она встала с места, прошла за молодой женщиной на кухню – и убила ее одним ударом кипящего чайника. После этого она приказала двум лакеям вынести труп служанки на булыжную мостовую у нее за домом. Она знала, что полиция будет так трепетать перед ее богатством, что не станет задавать ей вопросов. К этому моменту Рвач оставалась 36-летней уже почти 200 лет.

      Многие из товарищей-заключенных Икса были жалкими мужчинами и женщинами, чьи души переносились в Низины после их смерти. Немногих из них, как Стукача и Рвач, живыми захватывали охотники за головами, в том случае, если земное правосудие не наказывало их должным образом.

      Сейчас Рвач расхаживала по камере и громко декламировала стишок из времен своей юности: «Проныра, притвора. Держите вора! Шапка горит – голова слетит!»

      Эта красивая и грозная женщина учила Икса охотиться на преступников и десятки других тоже. Вот только в последнее время она, похоже, находилась на волоске от полного безумия.

      Икс снова посмотрел в коридор. Русский охранник услышал, как вопит Рвач, и уже шел к ним, приволакивая левую ногу.

      Стукач прошипел соседке:

      – Господи, Рвач, заткнись, а?

      – Но он притвора! Я тоже слышала его вскрик.

      – Ну и ладно, – отозвался Стукач, – но остынь уже. И, кстати, правильный вариант будет просто: на воре шапка горит. Просто поговорка.

      Рвач загоготала.

      – Ну да, конечно, – сказала она. – При следующей же встрече сообщу мистеру Уильяму Блейку о его ошибке.

      Русский наконец пришел и просунул дубинку через решетку камеры, которую занимала Рвач.

      – Чево это дамочка так разболталась? – спросил он. – Надо заткнуть рот.

      – Я ее уже предупредил, мужик, – сказал Стукач. – Уже работаю.

      Охранник проковылял к камере Стукача.

      – Помощь навозного жука не нужна, – объявил он. – Пожалуйста, тоже заткнись.

      – А то что? – поинтересовался Стукач. – Ты меня ударишь? Ах, да: ты ведь не можешь. Потому что работа у тебя паршивая. Тебе хоть медстраховку сделали? Зубы явно не лечат.

      – Если кого и будут бить, то это должна быть moi, – вмешалась Рвач, почему-то используя французское местоимение. – Вынуждена настаивать, просто вынуждена.

      Охранник выругался и снова заковылял к камере упрямицы. Воровато оглядевшись, он быстро ткнул ее дубинкой. Когда он захромал прочь,