Пять ложек эликсира (сборник). Аркадий и Борис Стругацкие

говорит Модест Матвеевич. – Вот всегда бы так и действовали, Почкин. Ограду бы починили… Лифт у нас некондиционный…

      Корнеев берется руками за голову и стонет сквозь стиснутые зубы.

      – По-моему, эти стоны со стороны товарища Корнеева являются выпадом, – визгливо и мстительно вмешивается Выбегалло.

      Модест Матвеевич поворачивается к Корнееву.

      – Я еще раз повторяю, Корнеев, – строго говорит он. – Немедленно верните диван.

      Корнеев приходит в неописуемую ярость. Лицо его темнеет, и сейчас же заметно темнеет в комнате. Огромная туча наползает на солнце. Свирепый порыв ветра сотрясает дуб. Где-то звенят вылетевшие стекла. У стола подгибаются ножки, проседает только что восстановленная раскладушка. В тусклом зеркале вспыхивают и гаснут зловещие огни.

      Выбегалло отшатывается, испуганно заслоняясь от Корнеева ладонью. Хома Брут стремительно уменьшается до размеров таракана и прячется в щель. Эдик встревоженно и предостерегающе протягивает к Корнееву руку, шепча одними губами: «Витя, Витя, успокойся…»

      И только Модест Матвеевич остается неколебим. Он с достоинством перекладывает папку под другую мышку и веско произносит:

      – Неубедительно, Корнеев. Вы это прекратите.

      И все прекращается. Корнеев в полном отчаянии машет рукой, в воздухе конденсируется диван и плавно опускается на свое прежнее место.

      Модест Матвеевич неторопливо подходит к нему, ощупывает, заглядывает в книжку и проверяет инвентарный номер. Затем объявляет:

      – В таком вот аксепте. И попрошу.

      Затем он поворачивается ко всем спиной и громко провозглашает:

      – Товарищ Горыныч!

      – Иду, батюшка, иду! – доносится из прихожей испуганный голос.

      Модест Матвеевич удаляется в прихожую, и тут Выбегалло приходит в себя и устремляется за ним с криком:

      – Модест Матвеевич! Вы забываете, что у меня эксперимент международного звучания! Я без этого дивана как без рук! Модель идеального человека тоже без этого дивана будет как без рук!..

      Дверь за ним захлопывается. Из щели выползает Хома Брут и снова начинает увеличиваться в размерах. Еще не достигнув нормального роста, он осведомляется:

      – Политурки, значит, тоже нет? Или хотя бы антифриза…

      – Бр-р-рысь, пр-р-ропойца! – рычит Корнеев, и объятый ужасом Хома Брут, снова уменьшившись, ныряет в щель под дверью.

      Корнеев садится на диван и, наклонивши голову, вцепляется себе в волосы костистыми пальцами.

      – Дубы! – говорит он с отчаянием. – Пни стоеросовые! К черту их всех! Сегодня же ночью опять уволоку!

      – Ну, Витя, – укоризненно говорит Эдик. – Ну что ты, право… Будет ученый совет, выступит Федор Симеонович, выступит Хунта…

      – Хунте самому диван нужен, – глухо возражает Корнеев, терзая себя за волосы.

      – Ну, знаешь! С Кристобалем Хозевичем всегда можно договориться. Это тебе не Выбегалло…

      При последних словах Корнеев вдруг вскакивает, щелкает пальцами, и перед ним возникает из ничего плешивый профессор Выбегалло,