Ветер с севера. Симона Вилар

в деревянных сосудах, тыквенные бутыли с сидром, кожаные бурдюки с вином. Монахини из башни Девы Марии и замужние поселянки раскладывали на столешницах теплый, утренней выпечки, хлеб, резали сыр и копченое мясо, горстями насыпали на листья лопуха изюм, водружали снопы лука, сельдерея, петрушки. Были на столах и вареная репа, и бобы, но привыкшие к постной пище монахи даже не смотрели на них: как и жители лесных деревушек или воины из свиты Фулька, они предпочитали толкаться среди дымящих костров, вокруг вырытых еще с вечера ям, где медленно горели угли, над которыми на вертелах жарились туши овец, свиней и даже заколотого специально к празднику быка. Жир, треща и вспыхивая синими огоньками, капал на раскаленные угли. После скудной пищи зимних месяцев этот пир должен был стать праздником, событием, о котором еще долго будут вспоминать, когда придет пора набивать желудок вареными кореньями, запивая их водой из ручья.

      Однако большая часть молодежи все еще предпочитала оставаться на лугу, где юноши устанавливали майский шест – специально выбранный для этой цели прочный и длинный ствол березы, который очистили от ветвей, оставив лишь зеленую верхушку. Ее украсили гирляндами цветов, среди которых преобладали уже начавшие никнуть ландыши – цветы мая, приносящие счастье.

      Ги в одиночестве стоял в тени церковной галереи. В любое другое время он с удовольствием глядел бы на лица людей, обитавших в этой лесной долине, – они выражали безмятежность и довольство. Великая редкость в тяжелые времена, когда нельзя было передохнуть от беспрестанных набегов варваров и соседей. Среди густых лесов Луарского края затерялся этот крохотный клочок земли, куда стекались беженцы и изгои, чтобы обрести хоть ненадолго покой и пожить в достатке. Поистине то, что он видел сейчас, было сущим благословением Господним, и юный Ги, переживший за стенами обители Святого Мартина не один набег, непременно вознес бы хвалу Создателю, за то что в этом страждущем мире остался уголок, где человек может отдохнуть от бедствий и разбоя, но юноша все еще не мог оправиться от потрясения, охватившего его после встречи с невестой. Более того, глядя, как рыжеволосая тонкая Эмма льнет к парню в красной тунике, как кокетничает и смеется, мелькая среди гремящих панцирями ратников его отца, он испытывал ревность и странное, доселе незнакомое ему чувство обделенности. И это он, наследник могущественного графа, которого так пестовали монахи в Туре, которого так баловали и превозносили отец и его приближенные!

      Он не заметил, как к нему бесшумно подошла графиня Пипина, ибо видел лишь Эмму, которая, хохоча, повисла на шее парня в красной тунике. Невольно сжав кулак, Ги с досадой хватил им по резному столбу галереи.

      – Господь свидетель, тебе не о чем беспокоиться, – услышал он рядом негромкий голос Пипины из Байе. – Это всего лишь Вульфрад, сын Одо, местного кузнеца. И хотя он свободный франк и, пожалуй, самый завидный жених для сельских красавиц, однако, беру Небо в свидетели, никогда Эмма Птичка не станет женой