Три креста. Фредериго Тоцци

Он охотно уклонился бы от беседы, придумав, что ему нужно за марками, и задержался бы дольше положенного. Вот Энрико всегда делал вид, что очень занят, и сразу улепетывал, провожаемый гневными взглядами Никколо.

      Иной раз Никкьоли ставил братьев в тупик своим раду– шием.

      – Джулио, дай ему стул! – сказал Никколо.

      – Сейчас принесу свой.

      – Сиди! Уж лучше я встану…

      Но даже не пошевелился и продолжал:

      – Вы всегда желанный гость в нашей лавке, и мы будем рады, если вы задержитесь подольше.

      Кавалер был, очевидно, растроган, братья же продолжали умасливать его вопросами:

      – Как поживает ваша жена?

      – Прекрасно, спасибо.

      – А ребенок?

      – Не поверите, растет на глазах!

      – Что за славный малыш!

      Кавалер так восхищался своим маленьким наследником, что не мог подобрать нужных слов:

      – Чудо, а не ребенок! Красивый… сильный… то есть как бы это сказать… крепкий! Прекрасно сложен – такие ножки, а ручки… И развит не по годам! Умнее нас с вами! Только скажешь ему – агу… агу – сразу отвечает! Третьего дня четырнадцать месяцев исполнилось! Папина гордость!

      Никколо сделал вид, что чихнул, стараясь скрыть ухмылку.

      Кавалер продолжал, ничего не заметив:

      – Джулио, я собирался пройтись, не хотите ли составить мне компанию? Расскажу вам про своего мальчугана!

      Джулио посчитал, что невежливо отказываться, и надел цилиндр:

      – Я сейчас.

      – О нем я могу говорить часами. Он – самое дорогое, что у меня есть!

      Никколо кивнул головой в знак одобрения.

      Джулио и Никкьоли прошли через Порта Камоллия и направились по Страда Ди Пескайа, чтобы затем вернуться в город со стороны Порта Фонтебранда. Дорога спускалась вниз, исчезая за покрытыми высоким кустарником холмами, которые служили Сиене укрытием и защитой. Справа в долине, за длинным склоном, покрытом виноградниками, раскинулась деревня. Возле Мадоннино Скапато открывался вид на базилику Сан Доменико, величественная громада которой алела на холме. В розовой дымке неба монастырь св. Катерины, расположенный несколько поодаль, казался пурпурным в обрамлении двух темных кипарисов с острыми верхушками. Поток воды, разбиваясь на маленькие ручейки и лужи, шумно стекал с холма на улицу под дружный шелест кривых тополей, усеянных молодыми побегами. Под ними расстилалась такая сочная зеленая трава, что Никкьоли на мгновение остановился и воскликнул:

      – С удовольствием променял бы свои поля в Монтериджони на эту красоту!

      И тут же вновь пустился в разговоры о ребенке. Он уже в который раз подробно описывал роды своей жены – сколько вызвали врачей, какие возникли осложнения и какие были приняты меры. А сколько кормилиц они перепробовали, пока не нашли ту, у которой хватало молока! Затем Никкьоли перешел к воспалению десен: у малыша резались зубки. Он вытащил из кармана записную книжку в белой картонной обложке с позолоченными краями и показал ее Джулио:

      – Вот, видите – все записываю, чтобы ничего не забыть. Наш мальчик никогда не плачет, даже ночью – так представьте себе,