Аз, Буки, Веди. Избранные стихи и поэмы. Юрий Лифшиц

за тем едва ли не пропал,

      забравшись в твой Ноймейстерский хорал.

      А если бы я в веке жил твоем,

      меня б ты взял к себе учеником?

      Я бегал бы за пивом в магазин

      и протирал от пыли клавесин,

      и помогал настраивать орган,

      а в выходной, конечно, был бы… трезв.

      Шучу-шучу, ведь я не пью почти,

      по крайней мере, после двадцати.

      Ты хмуришься? Тебе пора домой,

      в Баххаус свой на улице Мясной?

      Там нынче Лютерштрассе, 35.

      И кто посмел ее Мясной назвать?!

      Там быть должна тринкхалле за углом:

      в Германии тринкхалле – каждый дом,

      где льются реки брау, а не вайн,

      а на закуску – что-нибудь из швайн.

      Мы там с тобой однажды посидим:

      твой ученик с учителем своим.

      Узнав тебя, лакей молодцеватый

      поставит нам «Кофейную кантату»…

      Ты вновь, любезный Бах, нахмурил брови,

      остановив меня на полуслове.

      Ну что ж, еще успеем поболтать.

      Я помню: Лютерштрассе, 35…

      Прощай, мой добрый Бах! Прощай. Прощай.

      Забудешь ты, но ты не забывай.

      Увидимся еще. Наверняка.

      Пока, маэстро Бах! Пока, пока…

      Уходит Бах. И белый свет не мил.

      Поговорили. Недоговорил.

      Ушел. Но продолжают разговор

      прелюдия и фуга си минор…

17—19 октября 2015

      Отъехавшему другу

      Земля обетованная. Печаль

      такая же, как и во время оно.

      Сухая комариная пищаль

      сочится из пазов Бен-Гуриона.

      Застыла птица. Двигатель заглох

      иль остановлен, что одно и то же.

      Теперь за все в ответе только бог,

      на Бога совершенно не похожий.

      На все про все – одышка и слеза,

      засохшая на сгибе мокасинном.

      И чешуя козырного туза.

      И жажда. И любовь к трем апельсинам.

      Один – за тех, кому не повезло.

      Другой – за то, что стало недоступно.

      А третий – так. Наверное, назло.

      Зато он самый сладкий. Самый крупный.

Сентябрь 1997 – 2 июня 1998

      Несостоявшемуся другу

      Со мной Вы были Моцартом, мой друг,

      а без меня останетесь Сальери.

      Вам, друг Сальери, было б недосуг

      сдружиться даже с Данте Алигьери.

      Вы не были мне другом. Никогда.

      А стать моим врагом – не в Вашем стиле.

      А стали бы – о счастье! – Вы тогда

      меня бы непременно отравили!

      Любить, а не трепаться о любви —

      вот наша философия, Гораций!

      Сперва влюбись, а там – хоть отрави

      игрой аллюзий и аллитераций.

      Ты полюби, а там – хоть отравись!

      А Вы, мой друг, отравлены – собою.

      Там асмодеи заползают в мысль,

      где нету амадеев под рукою.

      Без вольфгангов в любые времена

      не обуздать ни шепота,