Князь Пустоты. Книга первая. Тьма прежних времен. Р. Скотт Бэккер

авгур сцепил внушительные пальцы и потряс брылями в знак согласия.

      – Однако пути судьбы узки, о Бог Людей. Нам так много предстоит сделать!

      Ксерий был так поглощен вердиктом авгура и его предписаниями, включающими подробные инструкции относительно жертвоприношения десяти быков, что поначалу даже не заметил появления своей матушки. Но внезапно обнаружил, что она здесь – узкая тень, возникшая из-за спины, легко узнаваемая, точно сама смерть.

      – Ну что ж, Аритмей, готовь жертвы, – повелел он. – На сегодня достаточно.

      Авгур уже собирался удалиться, когда Ксерий заметил рабов, несущих таз с водой, о которой распорядился сенешаль.

      – Аритмей!

      – Что угодно Богу Людей?

      – Моя щека… следует ли мне омыть ее?

      Авгур смешно замахал руками.

      – Что вы, что вы! Разумеется, нет, о Бог Людей! Важно обождать хотя бы три дня. Это принципиально!

      Ксерию тотчас пришло в голову еще несколько вопросов, но его мать была уже рядом. За ней, переваливаясь с боку на бок, тащился ее жирный евнух. Императрица же двигалась с непринужденной грацией пятнадцатилетней девственницы, невзирая на свой седьмой десяток старой шлюхи. Шурша голубой кисеей и шелком, она повернулась к императору в профиль, взирая с высоты на город, как он сам за несколько секунд до того. Чешуйки ее нефритового головного убора сверкнули в лучах заката.

      – Сын, который, разинув рот, внимает словам бестолкового, слюнявого идиота! – сухо сказала она. – Как это согревает сердце матери!

      Он почувствовал в ее поведении нечто странное – нечто… сдерживаемое. Но, с другой стороны, в последнее время в его присутствии все почему-то чувствовали себя не в своей тарелке – несомненно, оттого, что теперь, когда две ветви его великого плана приведены в действие, люди наконец-то заметили живущую в нем божественность.

      – Времена нынче сложные, матушка. Опасно не задумываться о будущем.

      Она обернулась и смерила его взглядом кокетливым и одновременно каким-то мужским. Солнечный свет подчеркивал ее морщины и отбрасывал на щеку длинную тень носа. Ксерий всегда думал, что старики уродливы, как телом, так и душой. Возраст навеки преображает надежду в сожаление. То, что в юных глазах было мужеством и честолюбием, в старческих превращается в бессилие и алчность.

      «Я нахожу вас отвратительной, матушка! Ваш облик и ваше поведение».

      Когда-то его матушка славилась красотой. Пока еще жив был отец, она считалась самым прославленным сокровищем империи. Икурей Истрийя, императрица нансурская, чьим приданым стало сожжение императорского гарема.

      – Я наблюдала за твоей встречей с Кальмемунисом, – мягко произнесла она. – Ужасающе. Все, как я вам говорила, а, мой богоравный сын?

      Она улыбнулась – и косметика у нее на лице пошла мелкими трещинами. Ксерия охватило страстное желание поцеловать эти губы.

      – Видимо, да, матушка…

      – Так отчего же вы упорствуете в этом сумасбродстве?

      И