Мечта должна летать. Наталия Зорра

вызывать. Там и просидела, пока полицейские не стали ломится, – я провела ладонью по лицу.

      – Понятно, – мадмуазель Прежан принялась мять в руках фольгу из-под шоколада. – Как сюжет фильма.

      – Да уж, – усмехнулась я.

      – Неужели ты так никогда не влюблялась, – решила сменить тему Марта.

      – Ты не будешь смеяться? – смутилась я.

      – Нет, рассказывай.

      – Я, как мне кажется, люблю одного человека. Но не знаю, ни его имени, ни где живёт, ни чем занимается. Я даже лица его толком не видела…

      Лицо Марты приняло удивлённое выражение.

      – Да, да, я сама понимаю, что это звучит как бред. Он купил мою первую картину, в смысле, первую выставленную. Я встретила его в галерее. Он стоял и смотрел на мою «Свободу». Вот она, – я перелистнула насколько страниц фотоальбома. – Это Келли научила меня фотографировать все мои картины…

      – Ну, продолжай! – девушка постучала пальцами по столешнице.

      – А продолжать нечего… Он говорил о моей картине, абсолютно то, что я хотела передать. Представляешь, он описывал мне мои же чувства. Я чувствовала, что встретила родственную душу…

      – Но?

      – Но… – протянула я. – У этой родственной души есть тело, тело мужчины, которое рядом с другой женщиной, которая назвала мою картину вульгарной. Вот и всё. Как можно любить вообще ничего не зная, ни лица, ни имени? А помнить только фигуру в пальто и руку в перчатке! Бред! Только поделать ничего нельзя…

      Я почувствовала, что слеза скатилась по щеке.

      – Ладно, давай спать, – поднялась я из-за стола.

      Марта сидела, подперев рукой щеку. Несколько минут она молчала, пока я собирала и споласкивала чашки.

      – Ты, в самом деле, не помнишь его лица? – наконец спросила она.

      Я покачала головой.

      – Но что-то в его внешности ты помнишь? Ты же художник! – воскликнула мадмуазель Прежан. – Я думала, что у художников фотографическая память.

      – Помню, что у него серые глаза и тёмные, почти чёрные волосы, которые такими изогнутыми линиями уложены по бокам, – я провела рукой по виску. – Лоб высокий и широкий. Подбородок такой… к которому хочется прикоснуться рукой. Губы тонкие, но выразительные. Когда он говорил, я смотрела, как двигаются его губы… Зубы крупные, мужские. Он показался мне невероятно красивым! А ещё руки! Точнее, руки в чёрных кожаных перчатках… и блеск этой кожи.

      – Смотри, Тара, ты же всё помнишь! Вон, как описала! – Марта подскочила со стула. – Нарисуй его, пока так помнишь!

      – Но я не пишу портреты! – возразила я. – К тому же, я помню детали, но не могу соединить их в один образ – что-то ускользает от меня, – в своём голосе я услышала нечто похожее на отчаяние. – И его запах – запах лосьона после бритья, геля для волос и…мужчины. У меня даже голова кружилась, когда я стояла рядом с ним.

      Мадмуазель Прежан обняла меня и посмотрела в глаза.

      – Оказывается, Тара Паркер, – мягко улыбаясь, сказала она. –