Офицеры. Владлен Немец

так увлекся рассматриванием родного города.

      – Слушаю вас, простите, не знаю чина и должности.

      – Это неважно. Вы освобождены со снятием судимости. Сейчас мы направляемся в штаб округа. Там я передам вас с рук на руки вашему начальству. Дальше вашей судьбой будет распоряжаться армия. Сейчас большая недостача кадровых офицеров. Вот пакет с вашими документами. Передадите его в штабе кому положено.

Письмо

      Неретина поселили в командирском общежитии: пока он находился в тюрьме, а Маша, по сути, в бегах, в квартиру вселилась семья какого-то чина из НКВД. Николай Васильевич даже не стал ни с кем говорить о возвращении жилья: как говориться, не до жиру, быть бы живу. На второй день после освобождения пошел на Главный почтамт – солидное серое здание на улице Горького. Девушка, дежурившая у окошка «до востребования», долго копалась, наконец, выдала довольно пухлый конверт без обратного адреса. Сердце забилось тревожно и радостно: Живасестренка, аэтоглавное! Только как же без обратного адреса?

      Николай Васильевич отошел к одному из высоких круглых столов для посетителей, и аккуратно надорвал шероховатую бумагу конверта. Сначала выпала фотография поясная: Машенька с каким-то симпатичного вида парнем, оба улыбаются. Еще на одной карточке небольшой аккуратного вида домик, перед крыльцом которого, рядом с Машенькой в холщевом домашнем платьице выставив весьма серьезные рога стояла коза. Письмо было длинное. В самом верху стояло: город Н-ск Челябинской области, почтамт до востребования, Нечипоренко М.В.

      – Так, значит, вышла замуж и сменила фамилию. А я даже не смог заранее на жениха посмотреть, помочь советом… Ох, жизнь, все получается не по человечески! – Ладно, что там дальше?

      Машенька тревожилась о Николае. Потом рассказывала, что работает в местном сельпо бухгалтером, зарплата неплохая, да еще паек для членов кооператива. Дали ей комнату в трехкомнатной коммунальной квартире. А потом пошло главное: Дорогой братец, три месяца назад (письмо было полугодичной давности) я познакомилась с учителем пения и по труду в местной семилетке. Ему двадцать шесть лет. Сирота. Юра сам с Украины, очень хорошо поет, но почему-то только грустные песни. Рассказывает, петь научился в 27-м году, когда перебирался в Челябинскую область. (В мозгу мгновенно: Тринацать лет назад, Юре этому было тринадцать, cирота. Петь, наверное, научился, чтобы с голоду не подохнуть. По всему видать, дитя голодомора). Очень ко мне привязался с перового же знакомства. Настоял на свадьбе, говорил «А вдруг ты исчезнешь, а я опять сиротой!». Он скопил немного денег. Зарплата у учителя скромная, но подрабатывал на вечерах, на свадьбах и все откладывал. Ну и я, конечно, добавила. Как тебе наш домик и наша родственница рогатая? Особо моим прошлым Юра не интересовался. Главное, говорит, что ты есть. Мне он очень нравится. Очень заботливый, даже немножко напоминает тебя. А про любовь пока не скажу – не знаю.

      Здесь же, на почтамте, Николай Васильевич написал ответ. Сообщил, что жив и здоров, из «дальней командировки» вернулся. Сейчас работает по специальности в Москве, а там что