Стрела Габинчи. Алекс Орлов

в извинениях. А теперь что же, с Лефлером воевать? Положить на это тысячу солдат? Нет, подобное нам совсем ни к чему.

      – Ни к чему, ваше сиятельство, дорого очень, – подтвердил Картоз.

      – Значит… Дня три еще будем искать беглецов, за это время, если не поймаем, они уйдут за пределы наших владений, а потом станем вытеснять Лефлера. Уж коли наворовался, так пусть и уходит. Перестанем давать дрова и корм для лошадей. Если деньгами обзавелись, дерзить не решатся.

      – Не решатся, ваша светлость.

      – Но если я заполучу верного свидетеля этого безобразия на дороге, пошлю королю требование на арест Лефлера.

      – И это правильно, ваше сиятельство…

      Граф немного помолчал и вернулся к окну. Потом усмехнулся и покачал головой.

      – Сколько бываю в городе, всегда испытываю странное чувство. С одной стороны, у меня, как у лорда данной земли, десять тысяч голосов в выборах бургомистра, а с другой – повесить его я не имею права. Ну разве не странно?

      – На то и городские вольности, ваша светлость. Король получает половину городских налогов и за то дает городам свободы.

      – Да понимаю я, все понимаю, но все равно как-то странно, что я на своей земле холопа повесить не могу, хотя бы он и оказался бургомистром.

      В дверь постучали, и в отсутствие лакея в коридор выглянул секретарь.

      – Чего тебе? – спросил он коридорного.

      – Его сиятельство вино требовали, так я могу принести, но… Оно у нас скверное – кислое вино, его только купчины лакают, которые в этом не понимают.

      – И что, его сиятельству теперь воду пить?

      – Зачем же воду, ваша милость? Возьмите пиво ротбельское, оно на отборном хмелю и на овсе золотистом поджаренном тридцать дней в стеклянной колбе настаивалось, пузырьками пошло. Да еще холодное!

      Картоз обернулся, ожидая реакции графа, который, разумеется, все слышал.

      – Пусть подают пиво, – махнул рукой Виндорф. – И кур жареных. Куры-то у них не прокисли?

      – Не прокисли, ваша светлость! В сухарях и золотистой корочке! – крикнул из коридора слуга.

      – Пусть несут, и будет у нас деревенский обед.

      Спустя несколько минут граф уже хрустел поджаренной курицей и потягивал белое пиво из высокого запотевшего бокала. Секретарь скромно сидел у окна на узкой лавке и тоже пил пиво из фаянсовой кружки.

      – Плебейское пойло, плебейская еда, а до чего вкусно, – признался Виндорф. – Надеюсь, при дворе не дознаются, что лорд Ортзейский пьет пиво с куриными потрохами. Скандал будет.

      – Не дознаются, ваше сиятельство, а если и дознаются, мы на все отповедь дадим.

      19

      С первыми лучами солнца над убежищем стали виться мухи. Они садились Клаусу на лицо, заставляя его отмахиваться и прятаться в вороте куртки. Однако это лишь добавляло мухам азарта, и они не отставали от Клауса до тех пор, пока он не поднялся и не сел, чтобы оглядеться.

      Рядом храпел Ригард, и утренние мухи ему совершенно не мешали.

      Клаус сбросил с себя ветки, выбрался