Стрела Габинчи. Алекс Орлов

тот, кланяясь.

      – Запомни это имя, Картоз. Когда будем покупать сукно, включи его в поставщики, хотя бы второго ряда. Честных и верных мне людей следует всячески поощрять.

      – Обязательно, ваша светлость, – ответил Картоз, а Венцель, бормоча благодарности, снова поклонился.

      – Я вот о чем думаю, – продолжал граф. – Нам ведь нужно кого-то повесить, чтобы отписать в извинениях.

      – Для начала будет достаточно молодых злодеев, ваше сиятельство. А если поймаем остальных, так потом с добавочным письмом и отпишем.

      – Правильно говоришь. Главное – показать им нашу обязательность и рвение.

      В коридоре загремели кованые сапоги – новая смена отправилась выслеживать злодеев.

      – А что, если они дома просидят и ночью никуда не выйдут? – спросил граф Виндорф, вытирая руки о льняное полотенце.

      – Тогда мы их схватим и отдадим палачу, ваше сиятельство, чтобы они все рассказали и выдали сообщников.

      – Правильно. Совершенно правильно. И вот что я думаю: нужно прямо сейчас выпить еще немного вина, доесть поросенка и отправляться в засаду. Если они сразу за город не побегут, так и нечего утра ждать.

      – Совершенно справедливо, ваше сиятельство. Совершенно правильно.

      17

      Клаус сунул в кладку последнее полено и, ударив кресалом по кремню, с первого раза запалил мох. Потом закрыл печку и прислушался к тому, как усилившаяся тяга раздувает пламя.

      Позже, когда дрова разгорятся, надо прикрыть заслонку, чтобы кладка тлела всю ночь, кипятя в котле белье с щелоком. К утру дрова прогорят, котел немного остынет и белье можно будет полоскать, сушить и гладить.

      Прислушиваясь к треску дров, Клаус вздохнул. Сегодня мать потребовала у него ответа – где взял деньги на обновки? То, что его радовало, ее очень напугало. Пришлось придумать историю про то, как они с Ригардом нашли золотой талер и поделили его.

      Наверное, мать ему не поверила, но ничего не сказала.

      Взяв с полки коптящую лампу, Клаус зевнул и пошел в комнату, но неожиданно за расшатанной дверью послышались шаркающие шаги, а затем кто-то постучал.

      – Кто там? – негромко спросил Клаус, старясь не разбудить мать.

      – Мня… ето… Открой, Клау… ус…

      – Ты, что ли, Брицай? – спросил Клаус, узнав по голосу уличного пьяницу, который что ни день валялся в сточной канаве.

      – Ну… открой… скажу скорее…

      Днем, проходя мимо Брицая, Клаус подал ему крейцер, и, видимо, теперь тот пришел попросить добавки.

      Клаус не хотел открывать, самым лучшим было послать этого пьянчугу через дверь и идти спать, однако он боялся, что Брицай поднимет шум и разбудит мать.

      Пришлось открыть.

      – Ну чего тебе? – спросил Клаус, освещая лампой перекошенное лицо Брицая, от которого разило так, что от него прятались даже собаки.

      – Тебе убить хотят… Эта…

      – Убить? О чем ты?

      Клаусу показалось, что пьянчуга бредит, и он оглянулся на дверь комнаты – если